Для Ивана III важным делом стало выяснить, на какую границу может здесь претендовать Россия, поглотившая Новгородское государство.
В августе или сентябре 1495 года русское полевое соединение под командой князя Д. В. Щени совершило поход к Выборгу («Выбору»), принадлежавшему тогда шведам. Борьба за город приняла ожесточенные формы. Щеня разорял местные земли, осаждал Выборг несколько месяцев, обстреливая город из артиллерийских орудий, проделывая в крепостных стенах проломы, бросая полки на приступ, а шведы сопротивлялись всеми силами и ресурсами. Русские захватили одну из башен, а шведы то ли спалили, то ли взорвали ее. Погиб видный военачальник Иван Андреевич Плещеев-Суббота. Шведы — тогда! — отстояли город. Выборг располагал первоклассной, чрезвычайно мощной крепостью…
Даниил Васильевич отступил, оставив часть пушек. Затем (летом 1496 года), видимо в назидательных целях, он совершил разорительный набег на те же места. А до того под Нейшлот ходили князь В. И. Косой-Патрикеев и А. Ф. Челяднин, нанесшие поражение передовому отряду шведов и отогнавшие из вражеских земель многочисленный «полон». Новая разорительная атака русских пришлась по северной части Финляндии. Еще один вспомогательный удар был произведен по шведам из Пскова.
Колоссальная область, подвластная шведам, оказалась приведена в состояние совершенного опустошения.
Однако Выборг стоял крепче скалы. Более того, шведы ответили контрударом на Ивангород — крепость, недавно созданную русскими на реке Нарове, напротив города Нарва. Ивангород пал, подвергся разрушению, правда, его очень скоро восстановили.
В целом русско-шведская война не принесла успеха. Россия показала шведам: вместо неустойчивой в военно-политическом плане Новгородской вечевой республики им теперь на востоке и юго-востоке противостоит вся мощь великой державы; в то же время и шведы показали силу, не дав России добиться территориальных приращений; надолго вперед определилась русско-шведская граница. Со времен Ореховецкого мирного соглашения 1323 года русско-шведский рубеж проходил по реке Сестре и далее в общем направлении на север и северо-запад. Сдвинуть его на сей раз не удалось… Не помогло даже то, что сильный союзник России, король датский, располагавший формальным сюзеренитетом над шведскими территориями, обещал Ивану III отдать часть Карелии, когда-то захваченную шведами и вписанную в Ореховецкий договор в качестве «добровольной» жертвы новгородцев.
Для князя Щени, как можно убедиться, безуспешная борьба за Выборг стала тяжелым испытанием.
Однако через несколько лет князь Даниил Васильевич обновит громкую славу большого полководца. Это произойдет в великой московско-литовской войне 1500–1503 годов, кардинальным образом изменившей карту Восточной Европы. Именно в эти годы натиск литвинов на восток был всерьез и по-настоящему обращен вспять. По сравнению со второй войной Ивана III против Великого княжества Литовского первая (1492–1494 годы) представляет собой всего лишь пробу сил, пусть и весьма удачную[51].
Кампания 1500 года началась целым рядом успехов русского воинства. В частности, воевода Юрий Захарьич Кошкин отбил у литовцев Дорогобуж. Отсюда московские рати могли угрожать Смоленску — одной из величайших драгоценностей в державном наряде великих князей литовских. Его литвины трудно подчиняли, затем большой кровью удерживали… Потеря города означала бы откат литовской экспансии на рубежи столетней давности. Поэтому на защиту смоленского направления были выведены лучшие силы государства. Им навстречу Иван III двинул московские резервы во главе с Д. В. Щеней. Ю. З. Кошкин оказался в подчинении у князя. Он посмел высказать недовольство в письме Ивану III, однако из Москвы пришел строгий приказ: покориться! Очевидно, московский государь более доверял опытнейшему Даниилу Васильевичу, а потому именно в его руки сознательно вручил судьбу грядущей баталии. Иван III умел разбираться в людях, он прекрасно чувствовал чужой талант и вовремя делал на него ставку. Это кадровое чутье редко подводило государя…
Две армии, столкнувшись, вступили в битву, исход которой решал очень многое в этой войне.
Летописи по-разному освещают сражение. Согласно одним, битва состояла из двух боев, отделенных друг от друга переходом войск гетмана Острожского через реку. Согласно другим, у баталии был всего один «раунд».
Источники, созданные в Великом княжестве Литовском, представляют ход дела следующим образом: великий гетман литовский князь Константин Иванович Острожский и с ним литовская знать («маршалк дворовый наместник Мерецкой и Оникштейский пан Григорий Станиславович Остикович, подчаший и наместник Бельский пан Миколай Миколаевич Радзивилл, маршалк пан Ян Петрович, маршалк наместник Ново груде кий и Слонимский пан Литовар Хрептович») явились к Смоленску. Там ими была получена весть, что воевода великого князя московского «Юрий Захарьинич» (то есть Юрий Захарьич Кошкин) стоит на реке Ведроши с очень малыми людьми. Князь Константин добавил к своему воинству всю силу смоленского воеводства и, вооружившись и снарядившись, пошел к Дорогобужу. По дороге у Жельни (Ельни? Сельни?) литвины взяли «языка» из московского войска, именем Герман, когда-то служившего одному из литовско-русских магнатов, а потом перебежавшего на службу к Москве. Герман сообщил, что Юрий Захарьич долго стоял под Дорогобужем с малыми людьми. Но третьего дня к нему подошли на помощь большие воеводы: князь Данила Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский со многими иными воеводами и значительным воинством. Далее язык говорил, что литве «не гораздо биться с Москвой», поскольку московское войско сильно превосходит гетманскую армию в численности. Но литовцы не поверили ему и приказали повесить, а сами пошли вперед. Придя к деревне Лопатино и не дойдя до деревни Ведроши две мили, они достоверно узнали, что москвичи, крепко вооружившись, ждут их, стоя на реке Ведроши. Князь Константин «и иные паны и все люди с ними», как сообщает источник, «положась на помощь Божью, решили биться», несмотря на то, что уступали русским полкам в численности. Бог весть, как назвать это: отвагой, безрассудством или лукавством побежденных, постфактум упорно подчеркивающих (неведомо: правдиво или нет?) превосходство победившего врага в силах. Впрочем, вернемся к истории Ведрошской баталии. От Лопатина к Ведроши Острожский и его люди прошли лесом «в злую грозу, с большими трудностями», вышли на поле и столкнулись с москвичами. Начался бой. Было много убитых и раненых с обеих сторон. Москвичи повернули, перешли речку Ведрошь к своему Большому полку и там ополчились. Литва же, как только подошла к речке, быстро ее форсировала и начала биться. Москвичи, по мысли их неприятеля, ошибаясь в оценке его численности, полагали, что из лесу на них выходит множество людей. Опасаясь подхода крупных резервов противника, они бьются с осторожностью. Острожский со своими военачальниками видит в них это колебание и надеется опрокинуть и погнать армию Ивана III. Ему кажется: вот-вот Москва побежит… Потом, когда литва «…вся вышла на поле, увидели и поняли москвичи, что литвы немного. Ведь литовского войска было не больше 3500 конников и пешцы, а Москва выставила 40 000 хорошо вооруженных и снаряженных конников, да с ними еще пешцы». Что касается собственной численности, то тут литвины вряд ли ошибаются, они ведь имеют о ней четкое представление, а вот численность русской армии для них — предмет, служащий оттачиванию воображения… Увидев храбрость невеликого литовского войска, москвичи сначала удивились, а потом единодушно пошли в наступление. «Литва же, сразившись, ощутив, что ее мало, а москвичей много, не смогла дальше стоять, побежала. Москвичи же гнали их, многих убили, а иных взяли в плен. Тогда пленен был гетман князь Константин Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литовар Хрептович и иные многие паны. Ян же Петрович пропал без вести, а других многих убили или же пленили. Москва же, возвратившись с побоища, всех панов направила к великому князю в Москву». Авторы летописей, составленных на землях «Литовской Руси», с ужасом перечисляют, сколько городов и замков сдалось под натиском московских ратей и союзников Москвы среди местных князей: «Того ж лета князь Московский забрал вси замки Сиверские и всю Сиверь, у головах замки Бранеск, Стародуб, Новогород Сиверский, Трубечевск, Чернигов, Путивль и иных по Сиверы замков шестьдесят»[52].
