приведя домой животное, которого она называла моим отчимом. И хоть я давно понял и простил собственную мать, объективно — лучше бы я в приюте вырос. Но субъективно я вполне доволен.
Мой брат и мои друзья никак не интересовались моей жизнью — от слова «совсем». С друзьями я встречался, пил, общался, но их собственные проблемы заботили их куда больше. И это нормально для совершенно не связанных людей, но не для друзей. Я говорил, что люблю мою девушку. Я закрыл буквально все ее потребности, благо их было немного. Я говорил, что люблю свою мать. И на ее лечение я трачу больше денег, чем на свое лечение, и всячески помогаю ей в ее старости. Если я говорил какому-то человеку, что он для меня чего-то стоит, — я делал все для него. Но о моих друзьях, о моей семье этого не скажешь: все, чего я добился, все, что есть у меня, — это только благодаря моим усилиям. Наверняка и в инвалидном кресле я оказался только благодаря себе. Но выберусь из него я тоже только благодаря себе. Когда я протрезвел после того откровенного разговора с моей девушкой, я позвонил своей матери и вкратце рассказал ей все. И как бы абсурдно это ни звучало, она позвала меня на флот — простым матросом. Сначала я очень скептично воспринял эту идею: отучиться в аду пять лет, год прослужить на каторге — и после всего этого уехать на флот, в другой конец России? Но если оглянуться, в моей судьбе подобные повороты были уже делом обычным. Поэтому, немного посопротивлявшись, я принял предложение матери.
* * *
На самом деле флот — это самые светлые впечатления в моей жизни. Я узнал, что такое команда, что такое общее дело. Путешествовал по реке и по морю, попадал в шторм. Но мой путь, моя Судьба заставили меня вернуться на берег. Но обо всем по порядку. Поскольку у меня никогда не было жалоб на здоровье (их нет даже сейчас — да, я езжу на коляске, да, меня плохо слушаются конечности, но я знаю причины этого и жаловаться мне не на что), я довольно легко получил все документы, необходимые для трудоустройства. Моя мама договорилась с капитаном, и я отправился в Питер. В первый день до обеда подал все документы, в следующий день до обеда нужно было получить их обратно вместе с судовой ролью и предписанием явиться на такой-то теплоход. В первый день я целый день гулял, а вечером, перед возвращением в гостиницу, решил сходить в суши-бар. В те годы они только начали появляться, и мне это было очень интересно, как и само понятие суши. Хотя денег, конечно, в кармане было немного. В те годы я очень много курил, поэтому специально искал заведение, где можно курить, — и нашел. Официантка посадила меня за столик. Зал был почти пустым. На столе была только ваза с цветочками и меню, и почему-то не было пепельницы. В меню мне был интересен только раздел «Напитки», а в нем — самое дешевое пиво. Ну и, конечно же, какой-нибудь сет. Довольно быстро я нашел и дешевое пиво, и самый дешевый сет, сделал заказ и стал ждать. Почти сразу мне принесли набор палочек, чайничек с соевым соусом и маленькое блюдечко. Что едят палочками, я знал, но как это делается, как их держать — понятия не имел. Блюдце было довольно глубоким. На соседних столиках тоже не было пепельниц. Я решил, что это и есть пепельница. В общем, к моменту, когда принесли заказ, в этом блюдце было три окурка. Немного опешив от такой картины, официантка достала из кармана самую обычную пепельницу и недовольно сказала, что сейчас принесет новую миску под соус. Мне стало очень стыдно. Но это еще не все: я же не умел пользоваться палочками, поэтому, когда она пришла во второй раз, попросил вилку. Она не стала спорить и принесла. Уже тогда я начал ловить на себе взгляды удивленного бармена и остальных официантов. Покраснел как рак: я, как самое эталонное быдло, вилкой ел роллы, запивал их дешевым пивом и беспрестанно курил. Минут за пятнадцать-двадцать закончил, расплатился и выбежал оттуда. Заткнул уши наушниками, закурил очередную сигарету и направился в отель. Только музыка, прохлада и питерская сырость вскоре помогли мне забыть свой позор. В этот же день я купил билеты до Астрахани. Посадка на поезд была вечером. Утром я пришел в отдел кадров, получил все необходимые бумаги и вышел из здания уже матросом второй категории. Кстати, документы матроса у меня до сих пор сохранились.
Рядом со зданием отдела кадров был «Макдональдс». О нем я тоже только слышал и ни разу там не бывал. Поэтому и решил зайти. В будний день, утром, в заведении почти не было народа. Я заказал себе большой бутерброд (гамбургер) и кофе. Но странное дело — здесь опять вышло, что я какой-то не такой: ведь всем нравилась еда в «Макдональдсе», а мне она не то что просто не понравилась — меня чуть не вырвало, когда я это ел! Навсегда мне запомнился этот желто-зеленый сыр, эта удивительно жирная котлета, а также самый пресный кофе, который я когда-либо пил. Собрав всю волю в кулак, я все-таки доел буквально все. Много позже я понял, что это, вообще-то, совершенно нормально — не любить еду из «Макдональдса». Но реклама говорит нам совершенно обратное. Сытый до рвотных позывов, я отправился на вокзал ждать своего поезда. У меня было много времени, с собой был блокнот, и я сел писать — прямо в зале ожидания.
* * *
В самом мрачном из своих рассветов демон не ожидал узнать чуждого взгляда. Так ребенок с холодным интересом смотрит на муравья, который горит под увеличительным стеклом. Так Солнце смотрело на него. И скрыться не удавалось обычными способами. Ничего не удавалось, и все сыпалось из рук. Черный принц растаял под этим злым взглядом утреннего бога, и пустая тень его пустилась бродить по коридорам улиц и чужим делам. Пустая и безголосая, без смысла, без цели и осязаемости двигалась по четко очерченному дневному кругу, вслед за Солнцем повторяя одни и те же движения. Только движения тени не создавали вокруг себя ничего. Никого не задевали и вряд ли были хоть кем-то отмечены. Теперь он невидим, бесплотен и, что удивительно, свободен. Он сам выбирает себе направление, ведь его никуда не зовут. Он сам выбирает
