Иван Карачев
Путь в Бездну и фитнес в инвалидном кресле
Давно пора было начать писать эту книгу… формат ее мне неясен до сих пор, но, уверяю вас, сюжет должен оказаться довольно интересным и драматичным. Здесь будут и детали моей непростой биографии, и уроки, которые я успел получить от жизни, и те пути собственного развития и преодоления препятствий, которые я смог выстроить для себя и которые, возможно, могут пригодиться кому-то еще.
* * *
Сейчас мне 36 лет, я родился на закате Советского Союза в семье поварихи и монтажника-высотника. Я был вторым ребенком в семье. Также у меня есть брат, он старше меня на 10 лет. Я родился в очень сложный момент для моей семьи: когда мать носила меня под сердцем, отец медленно и мучительно умирал в больнице. У него был паралич, на хороший уход со стороны медперсонала надеяться не приходилось, и кто-то из родственников должен был постоянно находиться там же, в больнице. Но никого, кроме жены, у отца не было, и вот она, почти уже на сносях, лежала рядом с отцом. Он уже не мог ходить, испытывал ужасную боль и, по сути, гнил заживо. Не буду вдаваться во все медицинские подробности, но в конце его, еще живого, обернули пленкой — чтобы жуткий запах не навредил матери и ребенку.
Из больницы маму увезли в роддом. Примечательно, что родился я 31 октября, когда отмечают Хеллоуин, но в те далекие советские времена это мало кого волновало или не волновало вообще… Думаю, неудивительно, что роды проходили с осложнениями и в свой первый момент на белом свете я оказался едва не задушен собственной пуповиной — не дышал, был синего цвета… Но меня откачали. Спустя тонны хурмы длиной в 36 лет я до сих пор не могу ответить, к сожалению или к счастью. Вскоре после моего рождения отец умер. Он меня так и не увидел. Он запретил матери приносить меня в больницу, считая, наверное, что эта бездна людского горя не для детских глаз. Сейчас я тоже инвалид и хорошо понимаю своего отца. Хвала Всевышнему, я не гнию заживо, как он, но эту книгу диктую голосовому секретарю в кресле-каталке.
* * *
Итак, был конец 1980-х. Советский Союз рушился. Отец тяжело умер, мать осталась с двумя детьми. Потом был ужас 1990-х годов. Мы выжили благодаря пенсии, которую нам назначили по потере кормильца. Пенсия была небольшой, но это позволяло нам не голодать. Мать работала поваром на корабле. Брат после ПТУ также отправился на флот — мотористом. Так что с первого класса школы я, по сути, рос один.
* * *
Одна история навсегда врезалась мне в память.
Мне было лет девять. Была ранняя осень. Маму отправили в рейс — в Набережные Челны. Это довольно близко от Сарапула, где мы жили, но по реке это где-то три дня ходу. Мама побоялась оставлять ребенка на целую неделю одного, поэтому отпросила меня из школы и взяла с собой в рейс. Стоит упомянуть причины этого рейса. Мама работала на небольшом судне «Ярославец», если кому-то это о чем-то говорит. Катер использовался для служебно-вспомогательных задач: например, доставить на берег команду с крупного судна, чтобы оно не причаливало; или подвезти продукты; или для пересменки и прочего. Директор предприятия, где работала моя мама, сам любил кататься на этом судне. Вот и на этот раз в Набережные Челны он уехал на машине, а обратно решил прокатиться по реке. Это не было служебной необходимостью — просто прихоть богатого человека.
Капитаном нашего судна был молодой татарин, мусульманин, на вид ему было лет двадцать пять. Еще в команде был повар (моя мама) и помощник капитана. Ну и я с ними — как балласт. До Челнов мы добрались довольно легко и без каких-либо приключений. Было довольно холодно, пасмурно, дождливо. Стоит отметить, что «холодно» и «не холодно» на берегу и на воде ощущается совершенно по-разному. Я, конечно, уже точно не помню, но, кажется, было градусов десять. За те несколько шагов, что отделяли салон от рубки, я уже успевал замерзнуть. Также стоит отметить, что погода осенью довольно переменчива, то есть с утра может светить солнце и на небе не будет ни тучки, а к вечеру это все может смениться сильным дождем и промозглым ветром.
Мы пришли в порт, встали у стенки, стали ждать директора. Где-то на второй-третий день нам сообщили, что он передумал возвращаться на катере и уехал в Сарапул на машине. Так что отчалили обратно без него. В этот день диспетчер, как обычно, получил метеосводку и объявил штормовое предупреждение. Ожидалось, что могут быть волны высотой три метра. Наш катер был небольшим, но он был килевой и с определенным классом непотопляемости. Поэтому мы не побоялись шторма и после обеда вышли из порта. Была осень, довольно пасмурно и ветрено, но относительно спокойно. На бескрайних просторах водохранилища наш кораблик выглядел, наверное, как мелкая скорлупка… Шторм нагнал нас уже ночью. Я спал в каюте, когда испуганная мама разбудила меня. Недовольный, я встал, мама укутала меня в одеяло и велела отправляться в рубку. Очень сильно качало. Когда вышел из каюты, сразу понял, насколько все плохо, — хотя это были всего лишь несколько секунд, пока я, пригнувшись, перебегал из одного места в другое. За бортом была непроглядная темень, только иногда моргали буи. Сильный дождь и ветер, не было ни горизонта, ни берега — ничего. Небо обозначалось только частыми вспышками молний. Волны нещадно били в нос корабля, потом брызгами долетали до стекол рубки — хорошо окатили меня, пока я бежал. Все это — жуткий, непрекращающийся рев где-то в холодной ночи, ветер, волны, ливень, гром, ночь и холод — надолго врезалось мне в память.
В рубке меня посадили на спасательный плот, велели сидеть тихо, а если нас перевернет, ни в коем случае не слезать с плота и как можно сильнее грести в сторону от судна. «Ивановна, читай молитвы!» — кричал капитан. Напомню, он был мусульманин. А мою маму, Галину Ивановну, на судне звали просто Ивановна. Она сжимала крестик и бесшумно шептала молитвы. В моменты реальной опасности у нас один Бог, и нам совершенно неважно, как его зовут — Иеллахим, Кришна, Будда, Аллах, — мы просто обращаемся к Всевышнему. И в такой
