Но он не торопится почему-то.
Горячая ладонь проводит по моему животу вниз, отчего невольно ерзаю на простынях. Широко распахиваю глаза от новых ощущений, когда…
— Доверяй мне, — напоминает Ян, и я чувствую волнение от одной его фразы.
А после… Он высекает искры своими прикосновениями. И там, где совсем недавно было больно, теперь пылает пожар. Распространяется по всему телу, заставляет меня метаться по постели, сдавленно постанывать. Кусать губы, впиваться ногтями в мощные плечи Яна, царапать их бешено. Что-то просыпается во мне, но я сдерживаю это из последних сил.
— Ну же, Мика, отпусти себя. Для меня, — срывающимся голосом хрипит Ян и жалит лицо поцелуями.
— Я… — мощный импульс пронзает низ живота. — …не… — волна кипятка окатывает с головой. — …уверена-а-а-а!
Срываюсь в крик и выгибаюсь, потому что внутри меня взрывается вулкан. Наполняет лавой. Она бежит по моим венам вместо крови. Цепляюсь за Яна, словно он мое последнее спасение. И сквозь стоны повторяю его имя.
— Пламя, — шепчет Ян мне на ухо, покрывает шею поцелуями, пока я продолжаю дрожать под ним, не осознавая до конца, что произошло. — Я знал, что ты такая. Только моя Мика.
Поворачивается на бок, увлекая меня за собой. Кутает в одеяло, будто от всего мира меня хочет укрыть. А я и не против спрятаться. Только с ним. Потому что внешний мир слишком жесток ко мне.
* * *
Ян
Обнимаю холодную подушку — и резко подскакиваю, откидывая ее на пол. Осматриваюсь, ищу Мику в спальне, но тщетно. Непроизвольно параллель провожу с нашим знакомством и той ночью в отеле, когда наутро я проснулся без денег, без часов, но главное — без вредного ёжика. История повторяется?
И я взрываюсь.
— Мика! — ору что есть мочи и встаю с постели. Найду и свяжу, ей-богу!
Мельком замечаю темные пятнышки на белоснежных смятых простынях — последствия нашей с ёжиком ночи. И свидетельство то, что, черт возьми, моя она!
Если опять вздумала сбежать…
— Ты чего раскричался? — раздается тихий голосок, и я поворачиваюсь на него.
Выдыхаю с облегчением.
Мика стоит в дверях. После душа, обернутая в полотенце, уголок которого на груди сжимает. Свободной рукой спутанные влажные волосы поправляет.
Улыбаюсь, жадно окидываю ее взглядом, заставляю смутиться и опустить ресницы. И куда только исчезла вся ее дерзость?
— Думал, ты сбежала, — признаюсь честно и ближе к ней подхожу. Настолько, что запах ее носом вбираю, как безнадежный токсикоман, и сбивчивое дыхание слышу.
— Ты ведь сам сказал: только вплавь, — Мика хитро прищуривается, головку набок наклоняя. — А в озере вода ледяная.
— Ёжик, — обхватываю острый подбородок и приподнимаю, целую податливые губы.
Ощущаю горячую ладошку на своей груди. Вверх ползет, пальчиками шею щекочет.
— Я не хотела так поступать тогда, — отстранившись, шепчет Мика виновато. — Я даже думала дождаться, пока ты в себя придешь, и извиниться. Потом испугалась, что разозлишься. И решила просто уйти. Но… Гравировку на часах увидела, — совсем сипло произносит. — Ну и… — прячет взгляд.
«Яну с любовью», — усмехаюсь мысленно. Глупый ёжик.
Но мне нравится, как она все больше раскрывается передо мной. И в то же время спугнуть боюсь.
— Ревнивая, значит? — беру ее за талию, впиваюсь пальцами в полотенце.
— Не знаю, — пожимает Мика плечами. — Не приходилось…
Наклоняюсь к ней, целую в маленькое плечико, веду носом по тонкой шее.
— Мне эти часы мама подарила, — шепчу на ухо. Доверие за доверие. — Так что в ту ночь я потерял сразу две ценности: память о ней и… тебя, — всматриваюсь в ее милое личико.
Сама на себя Мика сейчас не похожа. Не грубит, не отталкивает, лишь пушистыми ресницами хлопает — и телом идеальным ко мне льнет.
— Еще вопросы? — бросаю смело, но мгновенно жалею об этом.
— Есть что-то, о чем ты должен сказать мне? — бьет под дых.
— Нет.
Ничего из того, что тебе следует знать, маленький ёжик. И чего бы я не смог решить самостоятельно…
— Ян, все ведь закончится здесь? — выдает она неожиданно, отклоняя голову и в глаза мне заглядывая. Серьезно так, хмуро и немного грустно.
— Почему это? — недоуменно поднимаю брови.
Ошибаешься, ёжик. Все только начинается. Ты моя, и я каждого порву за тебя.
И прежде… Сделаю пару звонков в Россию, чтобы подонок Игнат не вышел досрочно. Будет он у меня на особом контроле. И никого больше близко к моей женщине не подпущу. Мика не должна бояться — со мной безопасно.
— Слишком хорошо, чтобы долго продлиться, — заявляет она с прохладой в голосе. Опять броней своей покрывается, иголки выпускает, но я не боюсь поколоться. — У меня так не бывает.
— Со мной будет, — убеждаю Мику я, хотя слабо понимаю, как обещание выполнять буду. Не потерять бы ее шаткое доверие.
Подумаю потом об этом, а пока… обнимаю ёжика. Руки сами скользят по ее спине вниз, задирают полотенце, под которым ничего нет.
Хочу ее опять, будто не было ничего минувшей ночью.
Моя одержимость.
Веду ладонями по бедрам, попку сжимаю. Слышу слабенький стон. Мика дергается, когда я касаюсь ее слишком откровенно.
— Больно еще? — убираю руки к чертям. Идиот озабоченный.
— Немного, — говорит еле слышно и голову опускает.
— Тогда беги, глупый ёжик, — целую ее в лоб. — Потому что я себя рядом с тобой не контролирую.
Но ухожу сам. От этого сладкого греха подальше. Хлопнув дверью, оставляю Мику одну. Смущенную и растерянную.
Наспех одеваюсь, собираю вещи. И жду Мику в гостиной, нервно на часы поглядывая. Нам еще к ее сестре заезжать. Можем опоздать на самолет. Но торопить ёжика — это подписать приговор нам обоим.
— Слушаю, Марк, — отвечаю начальнику службы охраны. Всегда беру трубку, потому что по пустякам он не звонит.
— Пану Адаму плохо было ночью, но уже все обошлось, — выпаливает, как пулемет, чтобы я не успел испугаться.
— Так, врачи из списка на месте? — выпрямляюсь я и телефон крепче сжимаю.
— Да, конечно, вызвали сразу, — рапортует Марк.
— Я вернусь уже к вечеру, — заверяю его и, подумав, добавляю. — Не один. Так что поручи комнату подготовить на втором этаже. Возле детской…
Думаю, Мике понравится. Она будет рада жить через стенку от Даниэля.
— Но… сейчас… — мнется Марк. — Там Пани Левицкая…
— Какого черта она вообще в особняке делает? — рычу и подрываюсь с места. — Что я тебе говорил?
