Хесст кивает.
<Если мы создаем системы, которыми не можем управлять, какой смысл их строить? Скажите, к чему это ведет, магос Таурен?>
<К самоуничтожению. Отречению от сознания>.
— Именно, — произносит Хесст.
Ее удивляет использование им человеческого голоса, однако она мгновенно понимает, что он переключился с двоичного кода ради символичности. Это ее забавляет, и она демонстрирует свое веселье при помощи выражения лица.
— Вы думаете, что дело в моей гордости, Меер? — спрашивает он.
Она пожимает плечами. Как и он, она все так же делает незаметные гаптические движения и очищает поток данных ноосферы.
— Я полагаю, что никто, даже адепт уровня сервера или выше, никогда не проводил подобную операцию в одном лишь дискреционном режиме. Я полагаю, что вы пытаетесь поставить своего рода рекорд. Или пытаетесь завоевать медаль. Или пытаетесь надорвать главный орган.
Ее голос чист, так же как и код. Порой ему хочется, чтобы она побольше говорила.
— Это простой вопрос безопасности и эффективности, — говорит он. — Сеть создана многоузловой. В этом ее сила. У нее нет единого сердца и единого мозга. Она глобальна. Захватите любую точку, даже эту Сторожевую Башню, даже меня — и любой сервер или магос того же уровня сможет перехватить управление. Сеть подстроится и распознает полномочия следующего в цепочке. Эта башня может рухнуть, но сервер на дальнем краю планеты мгновенно придет на смену. Многоузловое резервирование — идеальная система. Нельзя убить то, у чего нет центра. Так что я предпочел бы никоим образом не ослаблять целостность системы планетарной обороны, пренебрегая осторожностью и передавая надзор за посадками орбитальным машинам.
— Ожидается, что это объединение продлится еще день или два, — замечает она. — Когда вы хотите, чтобы я сменила вас? До или после того, как вас парализует и вы упадете на пол?
Таурен понимает, что он не слушает. Его внимание поглощено загружаемыми данными.
— В чем дело? — интересуется она.
— Мусорный код.
Любая сложная информационная система будет производить мусорный код как следствие внутренней деградации. Ей это известно. Она удивляется, что он имеет в виду, и всматривается в манифольд.
Она видит мусорный код, тускло-янтарные прожилки зараженных данных в массиве здоровой информации. На два процента больше, чем в любой проекции, рассчитанной аналитиками для ноосферы Калта, даже учитывая необычные обстоятельства нынешнего дня. Это неприемлемая разница.
<Система фильтрации не вычищает его. Я не знаю, откуда он исходит>.
Он вернулся к треску двоичного кода. На слова нет времени.
[отметка: — 15.02.48]
Криолу Фоусту дали клинок, однако тот оказался неудобным в использовании. Вместо этого он пользуется пистолетом. Жертвователей нужно убивать быстро и аккуратно. Нет времени дурачиться с ножом.
Снаружи убежища назначенные офицеры воодушевляют людей песней. Пение заполняет воздух. Им рекомендовали использовать виолы и катары, тамбуры, трубы, рожки и бубенцы. Предполагается, что это должно звучать как празднество. Канун сражения, славные союзники, предвкушение славы, вся эта чушь. Предполагается, что это звучит радостно.
Так оно и есть, однако среди шумного пения Фоуст слышит ритуальную тему. Слышит, поскольку знает, что она там спрятана. Старые слова. Слова, которые были старыми еще до того, как люди научились разговаривать. Могущественные слова. Их можно положить на любой мотив, на хоровое пение боевого гимна Армии. Они точно так же сработают.
Пение громкое. Это немалая суматоха — шесть тысяч человек в одном только этом углу смотровой площадки. Достаточно шума, чтобы в нем утонули выстрелы.
Он нажимает на спусковой крючок.
Матово-серый автопистолет рявкает, дергается в руке и вгоняет один заряд в висок, к которому приставлен. Забрызгивая китель, разлетаются кровь и мозговое вещество. Коленопреклоненный человек заваливается набок, как будто его тянет вниз вес пробитой головы. В воздухе висит кровавая дымка и смешанный запах фицелина и обгорелой плоти.
Фоуст глядит на человека, которого только что застрелил, и шепчет благословение — таким одаряют путника, отправляющегося в долгое и трудное странствие. На этот раз милосердие чуть не опоздало. Глаза человека уже начали растекаться.
Фоуст кивает, и двое назначенных офицеров делают шаг вперед, чтобы оттащить труп. Теперь на участке земли с одной стороны лежат тела семи жертвователей.
Вперед с каменным лицом выходит следующий, невозмутимо приближаясь к неминуемой смерти. Фоуст обнимает его и целует в щеки и губы.
Затем отступает назад.
Как и семеро его предшественников, человек знает, что делать. Он подготовился. Он раздет до форменных брюк и нижней рубашки. Все остальное, даже ботинки, он отдал. Братство Ножа пользуется всем снаряжением, какое может собрать или добыть: панцирями, бронежилетами, баллистической тканью, иногда кольчугами. Для защиты от непогоды сверху обычно накинут плащ или китель, всегда темно-серого или черного цвета. Более не нуждаясь в полевой экипировке, человек отдал хорошую куртку, перчатки и броню тем, кто сможет воспользоваться ими позднее. Как и его оружием.
Он держит бутыль.
В его случае это питьевая бутыль из синего стекла с притертой пробкой. Внутри плавает приношение. Человек перед ним использовал флягу. До него — приспособление для восполнения потери жидкости из медицинского набора.
Он открывает ее и сливает воду сквозь пальцы, так что находившаяся внутри полоска бумаги падает ему на ладонь. В момент, когда она извлекается из суспензии гидролитической жидкости и вступает в контакт с воздухом, бумага начинает нагреваться. Края начинают тлеть.
Человек роняет бутылку, делает шаг вперед и преклоняет колени перед вокс-передатчиком. Клавиатура готова.
Он смотрит на полоску бумаги и трясется, читая написанные на ней символы. Над краем ленты начинает виться тонкий белый дымок.
Дрожащей рукой человек начинает по одной букве вводить на клавиатуре передатчика слово. Это имя. Как и те семь, что были до него, его можно записать человеческими буквами. Можно записать в любой языковой системе, точно так же, как и положить на любой мотив.
Криол Фоуст — по-настоящему образованный человек. Он один из очень немногих членов Братства, кто активно стремился к этому моменту. Он родился и вырос на Терре в богатом семействе торговцев и защищал его интересы среди звезд. Ему всегда чего-то не хватало — когда-то он полагал, что это богатство и успех. Затем решил, что это знание. И наконец осознал, что знание — лишь очередной механизм достижения власти.
Он жил на Марсе, когда его нашли и завербовали Знающие. По крайней мере, так думали они сами.
Фоусту было известно о Знающих. Он особо изучал оккультные ордены, тайные общества, закрытые ложи, хранящие знания от непосвященных. Большинство из них было старо, зародилось в Эру Раздора или даже раньше. Большинство было легендами, а оставшиеся — шарлатанством. Он прибыл на Марс в поисках Просвещенных, однако те оказались абсолютной выдумкой. Знающие, впрочем, существовали на самом деле. Он задавал слишком много вопросов и обращался к поставщикам информации в поисках слишком большого количества запретных трудов. Он заставил их заметить его.
