и читать, но постель манила куда сильней. Даже мягкость ее, когда Ати лег, как будто удвоилась по сравнению с собою вчерашней. Любое размышление казалось лишним. На берегу протяжно пропел гонг, и это стало последним, что он слышал. Сон накатил, отрезав все звуки, и схлынул только к рассвету.
День едва начался, но «Осенний цветок» уже полнился жизнью. И, когда рассвело, отправился в путь. Еще не вполне проснувшись, Ати ходил по палубе туда и сюда, чувствуя себя невидимым гостем из сказок. Любопытство, которое выказали гребцы в первое утро, сменилось безразличием. Может, им сказал что-то Зарат, а может, так и должно было случиться. Ати казалось, что он мог бы подойти к любому, встать за плечом и следить за работой. Он был чужд, впрочем, таких развлечений.
Светало все больше. Речные птицы кружили над кораблем, но местность менялась, — это тем ясней становилось, чем выше восходило солнце, — и птиц тех осталось немного.
Ослепительная сушь, вставшая по обе стороны Раийи, уходила за окоем. Даже воздух, казалось, иссох, и ветер уже не спасал. В конце концов, Ати укрылся в тени шатра, но до этого все глядел на горизонт — и на то, как стремится им навстречу река. Здесь она становилась быстрее и уже. Но кроме того — мельче, и один раз земля толкнулась в дно корабля.
Капитан честил гребцов так, что даже Ати чувствовал себя виноватым. Гребцы же трудились на износ.
Несмотря на это, добраться до Доша корабль должен был только после полудня. Окажись места, через которые они проплывали, живописней, Ати не побоялся бы жары — однако, выбрав не доставать рисовальные принадлежности, без дела сидеть не хотел. Бальзамировщик и Карраш, как вернулись с утра, так и остались на носу смотреть за рекой. Кинув на них очередной взгляд, он, наконец, решился.
Шепти появился из сундука сияющим многоцветьем. Сначала Ати вынул оправу и положил перед собой на ковер. После — зачерпнул кусочки стекла, призванные ее заполнить. Их было больше, чем свободных мест в оправе, потому что ни один, даже самый лучший, мастер не смог бы выбрать верные сразу. Шепти, чудесный талисман и охрана от сглаза, рождались каждый раз заново. В этом и было их волшебство.
Прошло два дня с тех пор, как Ати брался за работу в последний раз. Он сразу почувствовал пролегший срок. Тот принес отчужденность: ему долго пришлось смотреть на узор, прежде чем сродство вернулось, — но принес также и свежесть взгляда. В три движения Ати решил терзавшую его прежде задачу.
И тогда задержанное время устремилось вперед.
Он пробовал фрагменты и клал на место. Вынимал новые, перебирал и надолго застывал в размышлении. Солнце поднялось к зениту и застыло там, словно прибитое. Ати не заметил жары. Только когда последняя ячейка, наконец, обрела соответствие, понял, что кружится голова. Выпил разбавленного вина и переставил два фрагмента. И тогда вздохнул, закрыв глаза.
Открыть их, как всегда, боялся. Что, если он ошибся, если чувства предали его и шепти окажется мертвым, пустым? Такое, знал он, случается. Этого он боялся, как ничего другого. Но не посмотреть, конечно, не мог.
Неудача обошла Ати и в этот раз. Рамка, искрящаяся, радостно яркая, дарила отраду душе — и взору. Потому-то шепти и были для многих выгодным делом. Кто откажется от этого осиянного окна в миры лучшие? Иногда Ати жалел, что ни один не должен оставить себе.
Новорожденный талисман нельзя было сразу предать мраку, поэтому он оставил рамку на ковре, чтобы та напиталась светом, а сам встал и прошел на корму. Там допил вино, и близость слуг бальзамировщика в этот момент совсем его не тревожила.
Рассеянного, уставшего той заслуженной усталостью, которая надолго опустошает, там его нашел Зарат и кивком указал на что-то впереди. Только тогда Ати заметил поселение выше по течению. Но и тогда не понял, что оно и есть Дош: настолько поселение было мало. Зарат истолковал выражение его лица верно и кивнул снова, на этот раз — в знак согласия.
— Ни за какие сокровища мира я бы не стал жить в этой дыре. Почему он не выбрал Айла-Лади?
Ати пожал плечами и тут же обругал себя: ведь это было, возможно, чересчур смело.
— Я тоже хотел бы это узнать.
— Мы пойдем туда впятером: я, ты и Кара, и те, что будут нас охранять. — Зарат не сказал ни слова, но двое слуг шагнули вперед. Ати вновь покоробило от этой противоестественной складности. — Будь готов. Я хочу успеть вернуться в Лади до ночи.
С этим бальзамировщик ушел, сопровождаемый слугами, но у шатра вдруг остановился. Шепти, вспомнил Ати, все еще лежит там. Он спохватился, не оскорбляет ли каким-то образом рамка веры Зарата. Но тот уже двинулся дальше.
А получасом позже корабль бросил якорь у Доша. Причала там не было, а река внезапно мельчала, поэтому встали они почти посередине Раийи. Сколько-то времени ушло на то, чтобы снарядить лодку для тех, кто отправлялся на берег. Зарат ждал с властительным спокойствием, пока ее опускали на воду — и тогда по веревочной лестнице спустился вниз. А за ним остальные. Ати не взял с собой ничего, но видел, как бальзамировщик собрал что-то в сумку.
Весла ударили по воде, и совсем скоро лодка пристала. Горячие камни скрипнули под сандалиями Ати. Он все никак не мог перестать смотреть на Дош, открывшийся ему еще с палубы: жалкое, гиблое место, половина домов которого загодя казалась пустой. Да и не домов даже, хижин: глинобитные эти строения потеряли часть соломы из крыш и стояли, безжизненные и бесприютные, в ожидании грядущего упадка.
Хоть Ати и узнал кое-что о Доше до отплытия, сведения те явней явного устарели. Ему сказали, что там не меньше дюжины дворов, однако сейчас деревня не имела и пяти. Возможно, некогда это был торговый поселок, но теперь никто не пришел бы сюда торговать. Дош не был записан в большинстве хроник, и только познания Ати в географии, приобретенные при храме, позволили ему неделю назад понять, что это место в подчинении Айла-Лади.
Зарат двинулся вперед, за ним устремилась Кара и выступили слуги. Следом пошел и Ати.
Единственная улица оставалась пуста, но глядели из окон глаза и слышалось немолчное ожидание. Корабли вроде «Осеннего цветка» едва ли останавливались здесь часто, а пришельцы не озвучили своих намерений. Зарат мог сделать это, но делать не стал. Потому что счел лишним или потому что ему нравилась власть, которую давал страх?
Ати
