идти вдвоём с ним и просто болтать. Тем более сейчас, когда мы вдвоём. Нет одногруппников рядом, других студентов, преподавателей… Мне нравится слышать этот особенный по-мужски низкий голос, не перебиваемый шумом вузовских стен, видеть возвышающуюся надо мной на целую голову широкоплечую фигуру. Хочется сказать что-нибудь особенное и приятное, но что? За помощь уже благодарила. А больше и не знаю, что сказать. Просто какой-то минутный душевный порыв, с которым нужно как-то совладать. А иначе посмотрит на меня, как на дуру — вот и всё.
— Осторожней, Мих! — говорю вместо всего ванильного, что в моей голове. — Стрелка ещё дальше вниз пошла…
— Ну уж нет. Твои книги я, в отличие от своих денег, точно не потеряю.
Мы как раз сейчас обсуждаем загадочное исчезновение тысячи рублей из его куртки. Не сказать, что Князев бедствует и считает каждую копейку, но он парень въедливый и внимательный к мелочам — так просто такое с рук не спустит.
— И что ты планируешь? — спрашиваю, а сама радуюсь тому, что не имею младших братьев и сестёр. Михаилу же так не повезло и, похоже, он всё-таки стал жертвой коварства Тимофея, а не какой-то неведомой мистической силы. Если только она не имеет лицо одиннадцатилетнего рыжего мальчика, конечно.
— Выяснить у малого всё напрямую. Делать вид, что ничего не заметил, я не буду.
— А если это всё же не он? — слегка запинаюсь о незамеченный камень, и рука друга рефлекторно дёргается в мою сторону, чтобы поддержать.
— Извинюсь. Признавать ошибки я умею, — его рука благополучно возвращается назад, освобождая мою от своего захвата. — Но я почти уверен, что это малой. На эти выходные приехать отказался даже. Он не всегда приезжает, конечно, но вот такое совпадение.
— Посмотрим, приедет ли на этой неделе. А можно же ещё так проверить: подложить денег в карман куртки. Да так, чтобы Тимофей это увидел. А затем, после уезда брата, проверь всё ли на месте.
— Как вариант.
Отвлекаюсь на звук входящего сообщения. Ещё не открывая приложение, понимаю, что это он. Глеб. Со вчерашнего дня пишет, провоцируя меня на ответные сообщения. «Не могу забыть тебя, рыбка. Должен признаться: совсем сон потерял. Теперь я не Кот в сапогах, а ласкающийся пушистик, жаждущий немного внимания и любви» — то самое сообщение, что получила вчера, когда с Людмилой сидели в буфете. С него-то всё и началось:
— Пушистик, говоришь? Спустя десять дней мне это говоришь?
— Увидел тебя вновь уже при свете дня и поплыл окончательно.
— Быстро ты из буфета уплыл.
— Не хотел навязываться. Вдруг не нравлюсь?
— А сейчас что делаешь?
— Сдался. Не могу больше. Что мы станем делать теперь с моими чувствами?
— Я думаю, ты продолжишь жить так, как жил перед нашей встречей.
Никаких смайликов. Лишь обмен текстом, который должен заставить моё сердце трепетать, как я думаю. Но я представляю то своё ощущение, если бы получала подобные сообщения от Михаила. Что если бы это был он? Я смотрю на его сосредоточенное лицо, а он смотрит на меня. Пристально, словно хочет прочитать, как я те книги, что он несёт сейчас. Опускаю глаза вниз, пряча их в переписке с новых входящим сообщением:
— Ты флиртуешь или прогоняешь меня?
Набираю ответ:
— Надо подумать…
— Подумай ещё вот над чем: как на счёт свидания?
В растерянности убираю телефон в карман куртки и говорю:
— Мы уже почти на месте. Вот мой дом, — тычу указательным пальцем в стоящую перед нами пятиэтажку. Князев ведь ещё ни разу не был у нас и увидит сейчас квартиру впервые.
— Очень вовремя, — отвечает он, — а то пакет уже еле живой.
Мы поднимаемся на второй этаж, когда я слышу очередной сигнал своего телефона. Пожарский — не иначе. Второй раз сигнал поступает, когда я отворяю дверь квартиры и приглашающим жестом машу Михаилу, чтобы проходил. Но Князев отрицательно качает головой, повторяя за мной движение рукой. Каков джентльмен.
— Кто там тебе всё время строчит сегодня? — он закрывает за собой дверь и ставит пакет с книгами на пол.
— Диана, — ляпаю первое, что приходит в голову.
К счастью, розами в прихожей не пахнет — значит её ещё нет дома.
— Васильева? — мне кажется или я слышу ревнивые нотки в его голосе?
— Угу.
— Может ответишь ей? — и снова этот пристальный острый взгляд. В самую душу смотрит, гад. Заставляет нервничать и чувствовать себя неловко. Так чувствуют себя инфузории, когда их рассматривают школьники под прицелом микроскопа на уроках биологии. Но колени у простейших не дрожат, как у меня сейчас. И вообще коленей у них нет. И сердца, что может биться чаще, тоже нет. А у меня есть, и оно стучит, реагируя на близость и расширившиеся в полумраке прихожей зрачки парня.
— Тебе правда кто-то нравится? — выпаливаю неожиданно для себя самой. Вот он. Момент истины.
Князев делает резкий вдох и делает шаг ко мне, не прекращая удерживать мой взгляд. Жарко. Из-за позабытых курток, что так и надеты на нас или из-за выдоха парня, опалившего мои щёки.
— Да.
Одно просто слово, и такой серьёзный взгляд. Я вижу, что сейчас он собирается сказать что-то ещё. Сердце ухает куда-то вниз, испугавшись чего-то. Я даже почти слышу этот звук, но это лишь поворот ключа в двери и входящая в квартиру Диана.
— Ой, — пугается она, — Вы чего тут на пороге стоите?
— Привет, Васильева, — Михаил делает шаг назад, разрывая тонкую связующую нить между нами. — Совсем не изменилась.
— Князев, ты что-ли?! — подруга удивлённо хлопает глазами, разинув рот. Вот как выглядит падение челюсти на пол. Наглядно. — Вот это ты модель, конечно, стал. Тебе бы на обложку журнала, а не в нашей скромной конуре топтаться! Лин, ты чего сегодня молчишь и про гостя не предупредила? Я бы к чаю что-нибудь купила…
Звук очередного входящего сообщения и кривая ухмылка Михаила, адресованная мне, говорят о том, что я только что влипла в неприятности.
— Ответь ты ей уже, наконец, — говорит он мне.
— Кому? — не поняла Диана наших обменов взглядами.
— Кажется, у нас ещё оставалось печенье… — говорю, чтобы заполнить тишину. — Так что чай всё ещё актуален.
— Сначала Лина ответит на сообщения, — Михаил неумолим, — потом чай.
Я вижу те самые грозовые тучи, которые застилали его взор всякий раз, когда Князев был зол. Никогда ещё его злость не была так отчётливо направлена на меня, и я теряюсь в моменте. Даже Васильева притихла и молча стягивает с себя верхнюю одежду. Иду на поводу у своей растерянности и открываю переписку с Пожарским,
