— «Со смертью Стива…», продолжай, Рик, что ты имел в виду? — с ленцой спросил он, а бармен с глуповатым выражением на лице, пожал плечами.
— Женщина не должна быть одинокой, — заявил он, на что Марианна тихо ответила:
— Ты рассуждаешь, Рик, как истинный человек двадцатого столетия, пропагандирующий передовые мысли.
Они прошли к круглому дубовому столику возле камина, и Марианна сердито выпалила:
— Рику Перкинсу не мешало бы следить за тем, что он говорит. Превосходный образчик неумной откровенности. — Она села, положила ногу на ногу и выразительно посмотрела на Фредерика. Это расшифровывалось не иначе как: «Ну, теперь, когда тебе удалось затащить меня сюда, выкладывай все, что ты хотел мне сказать, да побыстрее».
Фред уселся в кресло напротив, поднес бокал к губам и стал изучающе рассматривать Марианну поверх его края.
— Откровенно говоря, проведя вдали от этих мест целых четыре года, я чувствую себя здесь, как Маугли в джунглях.
— И вскоре тебе будет плохо от одной только мысли остаться в нашем городке, — холодно предсказала собеседница.
Фред приподнял бровь.
— Ты выдаешь желаемое за действительное, моя дорогая, и у тебя будет достаточно свободного времени, чтобы в этом убедиться.
— Надеюсь, что нет, — сказала Марианна, наблюдая за ним: неужели этот человек намекает на то, что она лишится фирмы? — Итак, что конкретно ты хотел мне сказать? — Она выразительно посмотрела на часы, ожидая, что Фредерик поторопится. Этот жест привел к противоположному результату — ее собеседник продолжал молчать, довольно дерзко рассматривая ее.
— Я подумал, что тебе должно быть интересно узнать о моих планах, касающихся компании твоего отца.
— Ты никогда не будешь владельцем фирмы Лойтеров.
— Если я принимаю какое-нибудь решение, то сметаю ради достижения цели все на своем пути. Хочешь еще выпить? — спросил он, но Марианна покачала головой, подавляя закипающее бешенство.
— Думаю, небольшая реорганизация фирме не помешает, — продолжал он, как будто та не произнесла ни слова. — Что ты знаешь о делах отца?
— Я уже сказала, что ты не будешь…
— Я буду владельцем компании Лойтеров, Марианна. — Фред проявил наконец признаки раздражения и даже наклонился вперед. — И разумеется, на моих условиях. А теперь ответь мне: что ты знаешь о компании своего отца?
— Ничего, — сжато произнесла Марианна, решив, что лучше ответить, чем молча сидеть и выслушивать его издевательства.
— Совсем ничего?
— Совсем, — огрызнулась она. — Но это не имеет отношения к делу.
— Ради бога, Марианна, что с тобой произошло за эти четыре года? Чем же ты занималась?
— Я не понимаю, что с тобой произошло! — покраснев, горячо отпарировала она. Неужели этот человек считает ее никчемной маменькиной дочкой, а ее жизнь пустой, бессодержательной и обыденной? — Я работаю в местной больнице, в хирургии, и эта работа почти полностью занимает все мое время. Я не видела необходимости делать вторую карьеру, заглядывая через плечо отца! Так или иначе, это смешно и нелепо. Ты, должно быть, думаешь, что можешь делать все, что захочешь, что я приму твои эксцентричные условия, но ты ошибаешься!
— Я намерен упростить и модернизировать весь аппарат управления. Он напоминает осьминога, щупальца которого простираются и здесь и там — повсюду, но лишь отдельные из них приносят реальную пользу.
— Эти «щупальца» проверены в деле, — прошипела Марианна, на секунду увлекшись.
— Я буду иметь это в виду, когда решу проявить показную благотворительность, — сказал Фредерик. — Но фирма будет сокращаться.
— А ты подумал о том, что лишишь людей возможности зарабатывать себе на жизнь? — Заявление Фредерика предоставило неплохую возможность дать выход чувствам. Марианна набрала в легкие побольше воздуха. — Некоторые из них начали работать в фирме отца со дня ее основания. Что ты намерен сделать с ними, когда твой великий проект модернизации наберет силу? Бросишь пару жалких банальных фраз об «экономическом спаде» и похлопаешь по плечу?
Она ожидала, что ее оппонент рассердится. Во всяком случае, ей очень этого хотелось. Ей было необходимо выплеснуть наружу едва сдерживаемый поток чувств, которые охватывали Марианну всякий раз, когда она слышала достаточно сильные доводы Фреда, опровергающие ее возражения. Однако скандал не разразился. Фредерик пристально посмотрел на Марианну и тихо сказал:
— Так, значит, ты поверила, что я намерен вернуться сюда окончательно и бесповоротно?
— Нет, — резко оборвала она, покраснев от мысли, что необдуманно вырвавшиеся слова дали ему новый повод для насмешки.
— Я солгал, когда сказал, что смогу устоять против тебя. — Судя по тону, это была лишь правда во имя гордости. В голосе Фредерика не слышалось теплоты, в резких чертах его мужественного лица не было ни капли нежности. — Ты все так же совершенна, как и прежде, и я все еще хочу тебя.
Марианна опустила глаза. Неясное волнение обуяло ее плоть.
Чуть хриплый голос бывшего любовника обволакивал сексуальностью, чарующий тембр кружил голову необъяснимой тайной. Она едва нашла в себе силы сказать как можно решительнее:
— Не надейся, что я преподнесу тебе саму себя на блюдечке с золотой каймой. Я уже… — Она осеклась, смутившись, но он подался вперед, протянул руку и поднял ее подбородок, заставив Марианну смотреть прямо ему в глаза.
— Сделала такую Ошибку? Так, Марианна? Проклятье, ответь же мне!
— Нам больше не о чем говорить.
— Ты предала меня, и я хочу знать почему.
Его напористость выбивала Марианну из колеи, и она предпринимала героические усилия, чтобы вернуть себе самообладание.
— Почему бы тебе просто не отстать от меня? Ты хочешь компанию моего отца? Хорошо, я продам ее тебе, но только оставь меня, пожалуйста, в покое!
— Ни за что, — отрезал Фред, откинувшись в кресле.
Молчание затянулось. Все это время Марианна слышала свое сердце: его отчаянное биение, тяжелые глухие удары пульса.
— Твои планы насчет компании… Как ты намерен поступить с теми, кого уволишь?
Кто знает, может быть, его дельные советы пригодятся ей, если придется решать все самой. Нет, поправила себя Марианна, когда ей придется решать все вопросы, связанные с фирмой отца, самой. Рассуждая таким образом, она почувствовала себя лучше и даже обнадеживающе улыбнулась.
Фредерик, прищурив глаза, наблюдал за ней. Марианна думала, разгадает ли он ее внезапный интерес к теме, которую всего лишь несколько минут назад она, напрягая голосовые связки, провозгласила вне обсуждения. Ей оставалось только надеяться, что он не найдет ничего разоблачающего на ее лице. Прожив четыре года со Стивом, Марианна отточила способности скрывать мысли до совершенства. Ее муж всегда наслаждался той властью, которую имел над ней, и очень скоро она уяснила себе одно правило: чем больше слова и поступки Стива раздражают ее, тем большее удовольствие он получает. Поэтому в конце концов Марианна научилась скрывать свои эмоции за стеной показного равнодушия, и постепенно эта маска безразличия стала ее второй, защитной, кожей.
