— Не могу понять, откуда ты столько знаешь, Альдеран, — сказал юноша. — Я умею делать вещи, о которых только читал и слышал в детских сказках, а ты говоришь о них так, словно для тебя это совершенно естественно.
— Но это же естественно. Это самое естественное в мире явление. Песнь — это часть ткани творения. Люди просто забыли, как она звучит.
Красный глаз трубки плюнул искрами и погас. Альдеран вытряхнул табак, постучав трубкой о каблук, прочистил ее ножом и снова набил.
— Я в свое время изучал Песнь, — сказал он. — Было у меня такое хобби. Она довольно хорошо описана, если искать в нужных книгах — в тех, которые Церковь еще не уничтожила. — Он сунул ветку в угли костра, поджег ее и снова раскурил трубку. — Ты знаешь, что величайшие библиотеки империи закрыты в подвалах под Сакристией, чтобы никогда больше не увидеть солнечного света? Тысячи книг, утерянное знание, которое доступно лишь хранителям Индекса?
— Но разве это не еретические книги?
— А что такое ересь, как не альтернативная точка зрения? Книгами нужно делиться, Гэр. Они должны быть открыты всем, а не спрятаны от людей только потому, что могут, небо пощади, вдруг подтолкнуть кого-то к свободомыслию.
Гэр нахмурился.
— Но Индекс был создан для того, чтобы оградить нас от греха.
— От какого греха? — фыркнул старик. — Греха философии, астрономии, медицины? Нет, Индекс должен контролировать знания и держать людей в неведеньи, чтобы они верили в то, что лихорадка появляется от неравномерного течения соков телесных, а не оттого, что сортиры роют рядом с колодцами.
— Но меня учили иначе.
— Церковь учила тебя только тому, чему хотела научить. — Альдеран снова фыркнул и яростно затянулся. — Тебя водили с шорами на глазах, парень. Поверь мне, тебе повезло, что ты вырвался оттуда. На плече Церкви до сих пор лежит мертвая рука инквизиции.
— О чем ты?
— Ты же знаком с историей, верно? Знаешь, как была основана империя? Десяток мелких герцогств грызлись между собой, не доверяя друг другу настолько, чтобы встать плечом к плечу, и недостаточно сильных поодиночке, чтобы сопротивляться кланам Нимроти, пришедшим через перевалы. Понадобилась Церковь, чтобы сплотить их в нечто, способное остановить наступление Гвалча.
— Великий совет заявил о кризисе веры. Им нужно было сплотиться перед угрозой отлучения.
— А потом, естественно, Мать Церковь достала из кармана императора, который исполнял любой каприз священников. Те, кто мог поколебать власть Церкви или произносил не то слово не в те уши, видели поутру на пороге черные рясы.
— Но мастер наставник рассказывал все иначе.
Старик в очередной раз фыркнул.
— Ну естественно! У Церкви слишком много секретов. — Альдеран вытянул ноги к костру и скрестил лодыжки. — Мы живем в эпоху разума. Часы и мануфактура… Листовки на столбах рассказывают нам новости. Но из-за наследия инквизиции мы потеряли нечто невероятно ценное. Среди нас почти не осталось тех, кто может слышать Песни земли.
— Кроме меня.
— И других, таких же как ты. Во время путешествий я встретил несколько человек. Они жили в разных уголках империи. Большинство похожи на тебя: непонятые, запутавшиеся, сбитые с толку. Я помогал им, чем мог.
— Так ты поэтому помог мне выбраться из Дремена? — Гэр посмотрел на темную фигуру старика, сидящего по ту сторону костра. — Кто ты, Альдеран? Ты знаешь о медицине почти столько же, сколько брат Инфирмарий, тебе известно о моем даре больше, чем мне самому. Что он такое? Откуда он взялся? И что мне теперь делать с моей жизнью? С этим? — Он протянул к Альдерану заклейменную руку.
— Столько вопросов, что я и не знаю, с чего начать! — засмеялся старик. — Ну что ж… Кто я? Ученый, коллекционирую книги, чем древнее экземпляр, тем лучше. У прошлого многому можно научиться, и есть вещи, которые заслуживают того, чтобы их не забыли. А по поводу того, что тебе делать… Тут все зависит от тебя. Есть места, где твой шрам не будет такой уж проблемой.
— Где? Любой священник, увидев его, тут же велит заковать меня в кандалы.
После ужина Альдеран чистил и перевязывал ожог, и колдовская метка была отчетливо видна, несмотря на опухоль и волдыри. Куда бы они ни отправились, шрам будет сложно спрятать.
— Необязательно. Я знаю пару священников, которые более лояльно интерпретируют книгу Эадор.
— Это доктрина, Альдеран. «И ворожеи не оставляй в живых». — В голове Гэра эти слова звучали, произнесенные голосом элдера Горана. Закон был черным и белым, как плитки на полу в зале совета. Паника снова зашевелиласьу него в душе.
— А разве это не зависит от твоего определения колдовства? Я уже говорил, что не считаю тебя колдуном. И не думаю, что в тебе есть предпосылки к великому злу.
— Тогда кто я такой?
— Парень, который может стать кем захочет, — ответил Альдеран. — У тебя здоровое, тренированное тело, ты хорошо управляешься с мечом — иначе тебя отправили бы в скрипторий, верно? Так что есть множество мест, где ты сможешь жить, а окружающие будут реагировать на твою руку разве что удивленно приподнятой бровью. Можешь пойти в охранники к купцу или наняться в свиту какого-нибудь землевладельца. В имперскую армию. Можешь даже стать наемником. Не самое спокойное существование, но, я слышал, платят там хорошо. Касрин из Глэйва, к примеру, живет не хуже принца.
В изложении Альдерана все звучало просто, но Гэр видел одни препятствия. Ни денег, ни семьи, в которую можно вернуться, — проклятие, у него даже собственной лошади не было!
— Хотел бы я, чтобы все было так легко.
Альдеран некоторое время сидел молча, потом вынул трубку изо рта и выпустил в ночное небо длинный поток дыма.
— Ты можешь вернуться на запад, со мной, — сказал он. — У меня есть школа на Пенгласе, на Западных островах. Ты сможешь учиться, а то и сам станешь учителем, научишься торговать. И будешь уходить и приходить, когда захочешь. По крайней мере, ты уедешь отсюда. Я никак не избавлюсь от ощущения, что чем больше времени мы проводим в Дременире, тем выше наши шансы опять встретить людей Горана.
— Это очень благородно с твоей стороны, спасибо. Но при всем уважении… я тебя почти не знаю. Ты и так помог мне выбраться из города, по каким-то своим причинам. Я не могу просить о большем.
— Ерунда. Это долг любого хорошего эадорианца — протягивать руку дружбы тем, кому повезло меньше, чем ему. А с моей точки зрения, ты все еще подходишь под это определение. Да и сам я буду рад путешествовать с тобой, пусть даже просто ради компании. Когда путь длится тысячи миль, быстро понимаешь, что лошади — не самые приятные собеседники.
— Тысячи миль? Ради старых книг?
— Я люблю путешествовать. — Улыбка сверкнула за огоньком трубки. — К тому же редкие тома разбросаны по двенадцати провинциям, а то и дальше. На следующий год я хочу посетить Сардаук. У них в Марсалисе отличная библиотека, а университет там старше, чем сама империя. По какой-то причине пустыня рождает лучших ученых — видимо, жар и песок способствуют концентрации ума.
