– Скажите, а Берт – это сокращение от Альберт или Бертрам? – поинтересовалась она, пока закипала вода в чайнике.
– А это принципиально? Пусть лучше будет просто Берт… – Маршан всегда чувствовал этот лёгкий, но неприятный укол в боку, когда его называли полным именем или пытались о нём разузнать. Во всех школах, куда его когда-либо устраивал отец, имя Адальберт вызывало ряд сложностей и неловких ситуаций. В конце концов, учителя звали его Альбертом, не особенно стараясь что-то запоминать, а со временем просто Бертом, и это было лучшим решением.
– Значит, всё-таки Бертрам… – про себя пришла к выводу девушка, – я вас понимаю. Тоже не люблю это имя. Ну, а я просто Роза. Тут и додумывать не надо. Удобно, не правда ли?
– Весьма, – согласился Берт. Взгляд его упал на небольшую картину в рамочке, подвешенную почти у самого потолка. Мотив оказался ему до боли знаком. Заставив себя отвести глаза, юноша вернулся к беседе с новой знакомой. – Вы здесь работаете одна?
– Да, но магазинчик мой лишь наполовину. Все подобные заведения принадлежат дамам цветов, поэтому часть прибыли уходит в их фонд, – ответила Роза. Чайник закипел и бурлил ещё какое-то время, пока кухню не заполнил горячий пар с насыщенным цветочным запахом. Только тогда девушка погасила огонь и разлила полученный отвар по стаканам, предварительно процедив его через марлю. Поставив чашки на небольшой медный поднос, Роза ногой пнула дверцу, ведущую в сад. Там, в небольшой тенистой беседке, густо поросшей вьюнком, они и устроили чаепитие.
– Кто такие эти дамы цветов?
– Это что-то вроде благотворительной организации, – объясняла девушка, делая короткий глоток из своей чашки. – Весьма влиятельное течение на Сен Линсее. Понимаете ли, Берт, этот остров никогда не был курортным, несмотря на весьма подходящий для этого климат. Сложилось так, что мы в какой-то степени оказались отделены тонкой призрачной гранью от всего остального человечества, и это чрезвычайно ценится местными жителями. Так что не удивляйтесь, но на Сен Линсее всё только кажется цивилизованным и современным, а попробуй сковырни поглубже – повыползают на свет божий странности, верования и традиции, каких на материке не встретишь. Как по мне – это неплохо. Я люблю Сен Линсей и Линсильву люблю особенно, но где-то лет сто назад население этого замкнутого мирка столкнулось с очевидной проблемой. За отсутствием более-менее регулярных вливаний новых поселенцев возник риск распространения кровосмешения, а это стало бы настоящей генетической катастрофой для будущих поколений островитян. Тогда три самых влиятельных на тот момент семейства на острове – Ди Граны, славные потомки святого Линсея, Тенебрисы, менее любимые его же дети, и Моро, хозяева крупнейшего порта, создали общество под названием «дамы цветов». Вся суть его заключалась в том, что на материк отправлялась группа местных маститых дам, и в ходе своего путешествия они посещали приюты и богадельни, где находили брошенных или осиротевших, но достаточно здоровых девочек и привозили их сюда, на Сен Линсей. Здесь им обеспечивалось хорошее образование, возможность освоить какую-либо профессию и по достижении совершеннолетия даже открыть собственное дело за счёт средств фонда. Такая система, в свою очередь, активно разбавляла генофонд острова, формируя новые семьи.
– Вы были одной из этих девочек?
– Да, – без тени смущения ответила Роза, – поэтому у меня теперь есть моя лавочка. Разве это не замечательно? Я обожаю возиться с растениям, а какой я завариваю чай! Разве это не самый лучший чай из того, что вам доводилось пить?
– Определённо лучший, – кивнул Берт, хотя никакого вкуса он, в сущности, не распробовал. Вполне возможно, что напиток был хорош, но обилие ароматов сада и фонтанирующая красота Розы кого угодно могли бы сбить с толку. Так что меньше всего на свете Берт сейчас задумывался о вкусовых качествах этого чая.
– Вот видите! – промурлыкала хозяйка и, щурясь от удовольствия, отхлебнула из кружки ещё отвара. На некоторое время они замолчали, но ни один не чувствовал себя неловко, а потому и не стал предпринимать неуклюжих попыток заполнить возникшую пустоту. Да и пустоты не было – окружающий их сад выступал в роли источника множества красок и звуков, что само по себе заменяло самое лучшее радио. Пожалуй, подумалось Берту, это чаепитие действительно было одним из приятнейших на его памяти.
– Скажите мне честно, Берт, – нарушая их мелодичное, наполненное гармонией, взаимное молчание, вновь заговорила Роза, – вы точно никогда прежде не бывали на острове?
– Совершенно точно.
– Так странно… – девушка поморщила носик и с неподдельной нежностью взглянула на гостя из-под своих длинных ресниц. – Лицо у вас такое…знакомое, словно знаю вас давным-давно…
– Оно просто типичное, мне все так говорят, – пожал плечами парень и поставил опустевшую чашку обратно на поднос. – А я тут заметил картину у вас в кухне. Ту, что с речкой и одинокой лодкой. А вот она показалась уже мне очень знакомой…
– Это дешёвенькая репродукция, конечно же, – понимая, о чём идёт речь, усмехнулась Роза. – Оригинал стоит бешеных денег. Это же картина Яна Маршана. Слышали о таком?
– Кхм… – Берт неловко закашлялся и вымученно улыбнулся, – да…где-то слышал. Вы любите живопись?
– Как можно жить в таком месте и не любить живопись? – романтично протянула девушка и огляделась по сторонам. Одна из стен её домика густо поросла лазающими кобеями с крупными колокольчиками-цветами синего и фиолетового цвета. В полутени наполнялись алой кровью гибискусы размером с человеческую голову, а всё остальное пространство сада пестрило таким количеством растений, что в этом разноцветном ковре запросто можно было бы утонуть. Берт вынужден был признать – в словах хозяйки был смысл.
– А вообще не удивляйтесь, но здесь вы часто будете натыкаться на его картины…
– Чьи? – очнувшись от созерцания окружающих красот, растерялся юноша.
– Яна Маршана, – отвечала Роза, и имя отца, прозвучавшее из её прекрасных уст, почему-то больно резануло парню слух. – Знаете, он же вроде как из этих мест. Островитяне этим страшно гордятся, у многих дома есть репродукции его картин. К тому же они очень красивые, кроме, конечно, той странной серии полотен в стиле то ли импрессионизма, то ли минимализма. Я её категорически не понимаю…
– Да, я тоже, – охотно согласился Берт, с неприязнью вспоминая ту мазню ради лёгких денег, которую отец удачно распродал за четыре года до своей смерти. Маршану младшему это всегда казалось тёмным и непростительным пятном в отцовской биографии, но все размышления на данную тему в конце концов приводили его к мысли о том, что всему виной было тлетворное влияние его последних жён.
– Ро-о-о-за-а! – над садом пронёсся надрывный зов. Из-за кустов гибискуса чуть не подпрыгивала и махала руками какая-то пожилая дама, активно привлекая внимание хозяйки лавки. – Роза, милая, ты здесь?!
– Да, я здесь, Гвиневра, – нехотя отозвалась девушка и, извинившись перед гостем, отправилась навстречу женщине, уже успевшей обежать изгородь и встать у низенькой запасной калитки. Со своей позиции Берту не удавалось разглядеть её ещё и потому, что старушка была очень невысока ростом. Бурная растительность сада практически полностью скрывала её из виду.
