Рэкуме военное положение со всеми вытекающими из этого последствиями, она сухо ответила: «Разумеется. Я вас прекрасно поняла».
Да, она действительно поняла. Ее попросту отстраняли от власти, «беря ситуацию под военную юрисдикцию». Подобный подход не удивил Хильдегад Витинари. Скорее, ее удивило, а отчасти просто позабавило, что подобное произошло с ней, чего она совсем не ожидала. Совсем не так она представляла себе ситуацию, когда посылала запрос о помощи. И теперь, вернувшись в свои покои, Хильдегад устало повалилась на изящную кушетку, закрыв лицо руками. Силы, поддерживающие ее до сих пор, оставили губернатора. Ей захотелось кричать. Накопившаяся за последние дни усталость безуспешно искала выход в нарастающей глубоко внутри истерике. Но Хильдегад Витинари отлично знала, что ее воли хватит на то, чтобы сдержать себя, не смотря на ту волну отчаяния, которая сейчас поднялась в ее душе, захлестывая все остальные эмоции, мешая мыслить рассудительно и поступать обдуманно. На то, чтобы никто не догадался, как она устала, как хочет побыть сейчас слабой. Никто и никогда. Она отняла дрожащие руки от лица. Медленно силы возвращались, и шторм, обуревающий Витинари изнутри, стихал, оставляя после себя вымученную опустошенность вперемешку с осколками несбывшихся ожиданий. Хильдегад возвращала себе едва не утраченные ею позиции душевной безмятежности. Так было всегда, так будет и теперь. И завтра. И через десять лет. Хотя, нет. Вряд ли она проживет так долго, учитывая то, что она совсем недавно услышала.
Полчища орков, появившиеся на планете неизвестно откуда. Варпшторм, окутавший планету и оборвавший тем самым связь с внешним миром. Полное отсутствие понимания происходящего. А еще сны. Жуткие, иррациональные, сковывающие волю и затуманивающие разум сны, терзающие по ночам. Сны, о которых она боялась рассказывать. Даже просто вспоминать о них в течение дня! Каждое пробуждение для Витинари начиналось с того, что она заставляла забыть себя те ужасы, что явились ей в ночи, старательно вымарывая из памяти абсолютно все увиденное во сне. Это началось относительно недавно, но Хильдегад казалось, что кошмары, терзающие ее по ночам, и становящиеся все более ужасающими и настойчивыми раз от раза, преследуют ее уже так дано, что она и сама перестала помнить, когда все это началось. А единственным словом, которое приходило бы на ум в определении времени, было бы слово «всегда».
Губернатор встала и обхватила себя руками за плечи, чувствуя озноб во всем теле. Эта проклятая планета вытягивает из нее последние силы. Хильдегад подошла к высокому зеркалу, висящему на одной из стен. Бог-Император, она ужасно выглядела! Витинари слегка помассировала припухшие веки. Необходимо поспать. Хотя бы немного. Печальная улыбка коснулась уголков ее рта. Все чаще она просыпалась в середине ночи, чтобы потом до утра пить крепкий, с приятной горчинкой рекаф в страхе перед тем, чтобы снова закрыть глаза и провалиться в пучину фантасмагорий, заменивших ей сны. Но сегодня она все же полагала выспаться. Хильдегад нащупала в глубине кармана небольшую капсулу со снотворным, обнаруженным ею совсем недавно, когда она перебирала вещи, оставшиеся после смерти отца. Небольшая, потертая инструкция, найденная вместе капсулами, тщательно упакованными в водонепроницаемый контейнер, гласила, что это редкое и довольно качественное снотворное. И единственное, о чем сожалела губернатор это то, что само название препарата стерлось до такой степени, когда прочитать его было уже совершенно невозможно. Однако у Витинари родилась надежда, почти тут же переросшая в твердую уверенность, что это лекарство должно помочь. Что препарат так вовремя обнаруженный, надолго усыпит ее и поможет уйти во сне за ту грань, за которую не проникают сновидения, а значит, куда не доберутся и жестокие кошмары.
Хильдегад Витинари неспешно прошлась по большой, просторной комнате, совмещенной со спальней, ступая по мягкому с тонким ворсом ковру, надежно заглушавшему ее поступь. Она прошла мимо изящного трельяжа, ножки которого были выполнены в форме перевитых между собой лоз, и мимо невысокого кофейного столика, выполненного в той же манере тем же мастером. Проходя мимо тянущихся к самому потолку длинных, драпированных складками штор, губернатор чуть замедлила шаги, раздумывая, не распахнуть ли розово-карминовый бархат, чтобы впустить в покои дневной свет. Но почти тут же Хильдегад отбросила эту мысль. Она устала и хотела выспаться после всех тех бессонных ночей, что преследовали ее в последнее время, после кошмаров, от которых стынет кровь в трепещущих от волнения венах, после разговора с полковником Райтом, и его снисходительного тона, словно он говорил не с действующим губернатором, а с несмышленой девочкой.
Витинари вернулась на кушетку, достала из кармана драгоценную капсулу и небольшой специальный ключ. Вскрыв им капсулу, губернатор мечтательно посмотрела на ее содержимое. Аккуратно, чтобы не пролить ни одной капли, губернатор выпила бесцветную, чуть горчащую на вкус жидкость, мысленно отдаваясь во власть того, что должно было подарить ей отдых, покой и забвение от всех забот и тревог, ее измотавших.
Хильдегад не заметила, как уснула тут же, не сходя с места, не раздеваясь и не сняв обувь. Ей ничего не снилось, и когда она спустя несколько часов проснулась, то могла бы поклясться перед самим Императором в том, что спала крепко, спокойно и без сновидений. Но, это было бы лишь частью правды, а значит, это была ложь.
День четвертый
ДЕНЬ 4
ОКРЕСТНОСТИ НЕМОРИСА
Ночь выдалась еще более холодной, чем предыдущая, и утро задалось не лучше. Шагая через пасмурный, отдающий сыростью лес, чувствуя не проходящий озноб по всему телу и стойкое желание согреться, Ким был убежден, что остальные гвардейцы испытывают то же самое. Сержант медленно повел вокруг себя чуть уставшим взглядом и задержал его на Джонасе Кимдэке. Кадет-комиссар выглядел так же, как в начале пути, как будто пройденные километры по пересеченной местности почти без сна и в полной боевой выкладке его не коснулись. Подтянутый, в синей шинели, аккуратно застегнутой на все пуговицы, он выглядел так, словно не чувствовал холода, прекрасно выспался и хорошо отдохнул.
«Может, и правда семижильный?» — подумал Ким про себя, одновременно прикидывая, что метров через шестьсот они уже должны выйти на тракт, ведущий в Неморис, до которого оставались считанные километры.
С этой мыслью сержант проделал последние метры пути, пока их отряд не вышел к рокритовому полотну. Туда, где их взорам открылась картина недавнего побоища.
Над одной из «Химер» еще вился слабый сизый дымок. Еще две чернели совсем рядом своими мертвыми остовами. Вокруг раскуроченных машин лежали тела гвардейцев, павших в неравном бою. Некоторые из тел были разорваны пополам, у некоторых отсутствовали конечности. Ожесточенная
