с пастой и тарелку после гречки мыть не сразу.
К тому же, кажется, я ей ничего и не обещал.
– Ну и чего уставился? – хмыкнула Ритка, глядя на меня в упор.
К счастью, здравая мысль пришла в голову заранее, и я попросил Сергея убрать все тяжелое из спальни. Вообще, чтобы минимализм был. Хотя… Ладно, я просто предполагал, что Мельниковой захочется запустить в меня чем-нибудь, а моей макушке уже хватило на этой неделе. Подносом тоже было неприятно.
– Ты выглядишь забавно, – не сдержался я, ехидно усмехнувшись.
– А у тебя с чувством юмора проблемы, – фыркнула Мельникова, плюхнувшись снова на постель.
Уселась, поджав под себя ноги, и замолчала. Хм, это что-то новенькое, обычно ей хочется кляп подарить, а тут прям паинька, явно хитрила.
– Я жду, – кашлянул в кулак, намекая ей, что готов к бурной реакции, слезам или что там еще любят делать девушки, выплескивая эмоции.
– Чего? Первой полосы у Сосновского? Да на здоровье, но без меня, – развела она руками.
Сдерживаться уже не мог, потому начал откровенно смеяться, глядя на Ритку. Она хмурила брови, надувала щеки, как хомяк, и губы кусала. Забавная девчонка при ближайшем рассмотрении.
Как бы ей объяснить только, что Сосновский мне и даром не сдался, в сущности, плевать, просто хотел ее позлить. А то, видите ли, репортер светской хроники… Да и манеры у нее не самые лучшие, ага, слова ее еще помнил, что играть мне только роли покойников, чтобы лежать и не шевелиться и то провалю.
– Ты, кажется, желала узнать что-то? Можешь спрашивать, – раскинул я руки в стороны, пожав плечами.
– Обойдусь. Ничего интересного ты все равно не скажешь, а остальное я и без тебя додумаю. Родня Казбека мне в помощь. И подсылать Марьяну было нечестно, между прочим.
– Она за это с меня сто баксов стрясла, вообще-то, – возмутился я искренне, вспоминая, что эта мелкая зараза так ловко выторговала не только деньги, но и номер телефона напарника по сериалу. Далеко пойдет она – это уж точно.
– Так тебе и надо, – скрестив руки на груди, пробубнила Рита, отвернувшись к стене.
Постоял еще пару минут, раздумывая, что, может, я зря все так, надо было утопить ее в море да и все. Не хочет раз она на контакт идти, что ж теперь делать-то?!
– Рит, не обижайся, – присел все же на край кровати, потянув одеяло на себя. – Ты задира и язва, с такой иначе нельзя. Ты ж веревки вить будешь, чуть дать, если слабину. У меня за эти дни едва мозг не взорвался от твоей энергии сумасшедшей. Эй, Мельникова, ну, хватит дуться?
– А просто, по-человечески, ты не пробовал даже зато выводы сделал. Ага, – резко развернулась Рита, запустив в меня подушкой, – я ж неадекватная, психованная, что ты там еще говорил?!
– Давай мириться, – протянул я ей раскрытую ладонь.
Она с недоверием посмотрела в мои глаза, словно искала там подвох. Напрасно. Я ссориться не хотел, устал от вечного перетягивания каната. Душа требовала спокойствия и понимания, а не боя.
– Странно все это. Жду от тебя гадости какой-нибудь, – ткнула Рита мне в плечо пальцем, – не верю тебе, Бруно.
– Воронцов, – поправил я ее. – Называй меня настоящим именем, надоела вся эта мишура, – скинув ботинки, растянулся я рядом с ней, закинув руки за голову. – Пожалуй, раз у тебя нет вопросов, я сам начну, ты ж не против?
– А у меня выбор есть? – закатила Мельникова глаза. – Здесь решетки на окнах, я даже при желании выброситься не смогу, оттого начинай, глядишь, минут через десять задремлю под твой бубнеж.
Это она свои силы недооценила слегка. Не уснула. Ни через час, ни позже. Кажется, я давно так не говорил много. А вспомнить было что. И хоть Рита уверяла, что ей все равно, сама внимательно слушала, даже старалась что-то пометить в телефоне. Вопросы касались всего: и карьеры, и личной жизни. Не обошел я стороной и преграды, что возникали на пути. Почему-то захотелось быть искренним с ней, возможно, она просто была человеком, который видел меня с разбитыми коленями и содранными локтями, она помнила, каким чумазым я мог прийти домой, как гонял голубей и кидался репьями.
– Поразительно, что ты стал актером, а не отмотал пару сроков, – заявила Ритка, выслушав историю, как частенько хотелось уйти из профессии после очередной неудачи.
– Мне вот интересно, когда-нибудь ты поменяешь свое мнение обо мне?
– Время покажет, – фыркнула Мельникова, продолжая быстро перебирать пальцами, записывая что-то в телефон. – Твой Борька снимет с тебя скальп, узнав обо всем, – видимо, намекнула она на нас с ней.
– Договоримся. Борис любит деньги, пока я ему их приношу, он будет ворчать, но никуда не денется. А с Региной… Пожалуй, лучше выплатить неустойку и остаться без штанов.
Мельникова покачала головой, думаю, у нее было что заявить, но в этот раз она промолчала, даже боюсь представить, каких сил ей это стоило.
А вообще, перед ней я мог предстать настоящим. Без лоска, без созданного флера таинственности, таким, как на фото в семейном альбоме, что хранился у бабули на антресолях.
Мы болтали обо всем, потеряв счет времени, и не было никого, кажется, счастливее. Все ушло куда-то на задний план, став просто фоном. Позабыты остались телефоны, обязанности и вообще все, ради чего это замышлялось. Я хотел проучить эту девчонку, а в итоге не сдержался в какой-то момент и поцеловал ее. По-настоящему. В порыве душевном просто обнял, притянул к себе и коснулся ее губ. Рита нерешительно ответила на поцелуй, но спустя миг уже обвила осторожно мою шею руками.
И, вероятно, это была самая необычная встреча в моей жизни. Когда все на грани: злость и радость, желание придушить и обнимать. А еще сомнения улетучились сами собой. Знал внутри, что вляпался я по полной и весь мозг мне Борька расковыряет потом, но это мгновение я бы не променял ни на какую роль. Хотя….
Эпилог
– Боже, что за ужасное фото? – нараспев произнес Вадик, отшвырнув журнал в сторону.
Я лишь пожала плечами, поднимая глянец с пола. Эмоций Воронцова не разделяла, хотя обложка и впрямь ужасная.
Видимо, фотограф, а также автор статьи давненько имели зуб на моего мужчину, оттого и выставили его не в самом лучшем свете. Правда, это спорный вопрос, Вадим умел и без посторонней помощи выглядеть перед окружающими настоящим идиотом. В этом ему порой не было равных. Кажется, я за полгода привыкла к этому, а когда становилось совсем невмоготу, вспоминала детские годы и немного
