не надо, печку не топить. В то же время, это не действо, как баня. Так, эрзац-омовение.
Ужинать решила наскоро, яишницей. Не люблю зажаренный желток. Он должен жидким быть. Но сейчас яиц все боятся. Была эпидемия сальмонеллеза. Говорят, народу померло — тьма. Я не боюсь. В желток макаю корочку. Закипает чайник.
В дверь позвонили. Мама не удержалась? Вот чего бегать. Я уже большая девочка. Открываю замок. Дверь с силой отодвигает меня в сторону.
— Макарова Мария Викентьевна?
— Да, — с удивлением смотрю на целую делегацию, на развернутые корочки.
— Ознакомьтесь с постановлением на обыск.
Бумагу в руки мне не дают. Прямо в коридоре сильные руки поворачивают к стене. Тетка с яркой помадой на губах и крашенными белыми волосами хлопает меня по бокам, по трусикам. Мне указывают место за столом на кухне.
— Можно хоть трико надеть?
— Сидеть! — рыкает из коридора голос.
— Потом оденешься, — тетка кладет на стол папку и садится тоже.
Пытаюсь собрать мысли в голову. Что это? И кто это? Корочки не разглядела. И за что? Грехов за собой не чувствую.
— Извините, — обращаюсь к тетке, — а кто вы? И эти люди? Я документы не разглядела.
— Управление КГБ по Ярославской области.
— А что случилось?
— Тебе все объяснят.
По комнатам ходят понятые. Немецкая овчарка тяжело дышит. С языка капает. Обнюхала кастрюльку, из которой ел Рик. Уселась рядом.
— Что это? — мужчина в кожаной куртке на рубашку и брюках вытянул палец вниз.
— Кастрюлька, — смотрю ему в глаза.
— Где ты ее взяла?
— Всегда тут была. На кухне стояла. От прежних жильцов, наверное.
— Кастрюлю на анализ. — Бросает он за спину.
Шарят по ящикам. Сдвигают шкафы, тумбочки.
— Что вы ищете? Может, это ошибка? — начинаю приходить в себя.
— У нас нет ошибок, — на табурет опускается отекший пузан. «Это почки, — рисуется в голове, — сначала пиво, а теперь почки. Пиво не пьет давно. Я его видела. И эти отеки под глазами. Это следак. Он допрашивал меня после операции с Равильевичем».
— Я вижу, вы меня вспомнили, — он улыбается, — не все вы нам отдали тогда, Маша. И очень зря.
— Да что ищите-то? — недоумеваю искренне, — вы меня подробно все выспросили. Что еще-то?
— То, что вы забрали с собой, не сказав нам. Знаете, как это называется? Предательство. Статья шестьдесят четыре УК РСФСР. Измена Родине. Общались со шпионом?
— Общалась с человеком. А что он — шпион, узнала с после и с чужих слов.
— А кто вам дал задание с ним общаться?
— Попросил его посмотреть Ренат Равильевич. А он где? Он же в курсе всего.
— Его нет тут. И неизвестно, что он еще за птица. Посмотреть? А вы разве врач? Вы же художница. Могли бы быть.
— Петрович, не трать силы. Сейчас к себе привезем и поговорим, как следует. — Рявкает кожаная куртка.
— Вот, видишь. Сейчас не поздно пойти на деятельное раскаяние. Ты девочка молодая, вся жизнь впереди. Наивная. Прихватила сувенир по незнанию, а там, может, пленки с секретными данными. Верни. Рассмотрим, как смягчающее.
— Да вернула я все. А у него и не брала ничего. Посмотрела человека, посоветовала лечение, да к Волге проводила. А там ваши повязали всех. И вы не сказали, что ищите.
— Микротайник мы ищем. Без описания. Что угодно может быть. И ты единственная, кто еще мог его видеть и взять. Вспоминай.
— Нечего мне вспоминать.
— У вас будет на это время.
Все перевернуто вверх дном. Книги, белье, тетради, рисунки, краски. Что-то пакуют по мешкам и пакетам. Так просто не отделаться. Государственное чудовище рыкнуло в мою сторону. Мне разрешают одеться. Вспоминаю рассказы бабы Лиды про вареговских сидельцев.
— Можно сумку с собой, — спрашиваю у следователя, он сейчас тут главный.
— Да-да, собирайтесь.
Хорошо, что помылась. Беру две смены белья. Большую пачку ватыи старую простынь. Сухари, булку, чай, сахар. Сигарет нет. Пригодились бы. Спички зато есть. Тоже надо. В бок укладываю два альбома, тетрадки, карандаши, ручки и два оставшихся конверта.
— Вы так собираетесь, словно на этап. Может, сейчас все выяснится. Обратно приедете, — следак смотрит, как тетка проверяет сумку, — а вата вам зачем?
— На случай месячных. Вот-вот придут.
— А простынь?
— Затем же. Чтоб казенную не рвать.
— Конечно, хм.
Дописывают бумаги. Понятые расходятся. Мне надевают наручники спереди. Двое ведут в машину. Знакомая «Волга».
Ночной город притих. Управление КГБ в огромном квадратном здании. На входе прапорщик с расходящимся косоглазием косит на меня. Проводят без вопросов. «С нами». И все.
Под потолком подрагивает длинная палка лампы. Наручники с меня сняли. По другую сторону стола следователь, которого называют Палыч, что-то пишет. Не долго он старался. Встал и, не глядя на меня, вышел.
Через минуту зашел тот, в черной кожаной куртке. Я уловила имя его в коридорном разговоре — Толик. Стул скрипнул под ним.
— Ты чего ломаешься, сучка? — Начал он, — в подвал хочешь сходить? Сейчас сходим.
Тут самое главное — отрешиться. Посмотреть на все со стороны. И не нырять в эмоции. Это проигрыш сразу. Даже если ни в чем не виновата. Время собраться было. Так, что имеем? Вот мужик сидит. Орет. Чего хочет, не понятно. Точнее, понятно, что ему сейчас нужно — вывести меня из равновесия, погрузить в материальный мир сознанием. Тогда можно управлять. Что там пока из материального? Перспектива неизвестности и телесного воздействия. А зачем еще в подвал водят? Расстреливать не за что. Стоп! Сама перспективу стала просчитывать. Дура. Учат меня, учат. Вот тебе практическая работа, а я — сразу ошибки. Расстреляют? Пускай. На этом не закончится. Даже интересно, что будет. А если я что-то важное не успела? Даже не вспомнила, что должна сделать. Стоп. Опять просчитываю последствия. Смотрим только здесь и сейчас.
— Умолять на коленях будешь, ползать под ногами, чтоб тебе шанс исправиться дали, — переходит Толик на крик.
— Если вы считаете необходимым посещение подвала, то почему меня спрашиваете? Я же не сопротивляюсь. — Вижу сомнение в глазах. Он опытен, так просто не собьешь.
— Ладно, ты про себя не думаешь? А про мать? — зашел он с козырей.
— Совсем ни о чем не думаю. Вы разрушили миллионы судеб. Что значит еще одна?
— А я думаю. И сейчас расскажу, как все было. Ты только и ждала возможности предать. А некоторые недальновидные сотрудники это проглядели. Сначала строила из себя экстрасенса. Мода сейчас, понимаю. Развелось таких на каждом углу. И не прогадала. Клюнул на тебя уважаемый человек, в беду попавший. Точнее, жена его. Ухватились, как за последнюю соломинку. А ты и давай стараться. Повезло
