Пусть это такой зов, плевать. Это не ах любовь. Это понимание друг друга до нутра, до сути. И тебя тоже видят насквозь. Больше чем голую, до самых потаенных мыслей. Тогда люди притягиваются, как магнитом и не могут оторваться друг от друга.
— Я согласна удержать навсегда, Ричампе.
— Ты еще ко многому не привыкла. У нас есть обычай. Да и у вас тоже, но не так выражен, смысл стерт из памяти.
— Какой же?
— Символ, знак привязанности к кому-то или чему-то. У нас это не просто значимо, а определяет человека, как погоны в вашей армии.
— Какой символ?
— Обручальные кольца у супругов, часы на руке — зависимость от времени, цепь на шее губернатора или короля — символ власти, кольцо в носу — символ раба. Многое еще.
— А что ты предлагаешь?
— Я хочу надеть тебе свой символ, знак принадлежности мне, — он напрягся, — но это не значит, что ты принадлежишь, как вещь. Ты самостоятельный человек во всех отношениях. Но моя. Загляни в меня и поймешь без объяснений.
— Уже заглянула. Я — кусок, половинка тебя. Ты стал моей частью. Я стану твоей. Надевай, что хочешь. — Я повернулась к нему.
Все-таки он высокий. Приходится смотреть вверх. Волосы у нас одного цвета. Только его короткая бородка чуть светлей.
Он берет меня за руку и ведет. Проходим коридором в залу. Там уже стоят девушки полукругом. Зеркало в два моих роста. Смотрю в него. Он взял что-то с подноса и подошел сзади. Девушки опустились на колени.
Мою шею по стоечке платья обхватил браслет из золотых пластин, довольно широкий. Подбородок на грудь не опустишь. С крупным прямоугольным красным камнем, вытянутым вверх, по бокам от него два желтых. Очень красивый. На шею и плечи легла цепь из плоских колечек. На ней белый молочный камень с желтоватой искоркой внутри. Ричампе пальцем поддел верхнюю застежку спенсера. Камень нырнул на платье в ложбинку.
— Объявляю тебя своей невестой и принадлежащей мне, — торжественно прогудел он.
— Признаю себя твоей невестой, тебе принадлежащей, — ответила я словами, возникшими в моей голове.
Раздались торжественные мужские голоса. Уверена, что они сказали «Свидетельствуем». Я повернулась и увидела троих мужчин, что-то отмечавших в книге. Девушки поднялись с колен. Глаза их блестели. Один из мужчин кивнул.
— Имеем право поцеловаться, — смущенно сказал Рич.
— Да? — я подняла голову и больше ничего не успела сказать, потому что он прижал меня к себе. Я растворилась в поцелуе. Когда мы оторвались друг от друга, пронеслась мысль «А нечто большее тоже по разрешению комиссии?».
— Все только после официальных мероприятий, — улыбнулся он, — мы и так слились, чувствуешь?
— Чувствую, — я застегнула спенсер на верхнюю застежку.
— Дело государственное. В статусе невесты ты можешь быть долго. А после удочерения завтра, в статусе сестры — всегда. Тонкости поймешь потом. И украшения можно носить, когда хочешь. Главное то, что они символизируют. Обычно надевают на официальные приемы. Не очень удобно?
— Нормально, буду смотреть вверх, а не под ноги. Как аристократов у нас учат.
Мы идем по коридорам под руку. Встречные кланяются нам. Я только киваю и то, слегка. Так вот и воспитывают.
— Рич, я смогу увидеть маму?
— Конечно. Я бы не хотел тебя отпускать. Но если необходимо, есть выход недалеко от вас. Ты сможешь приказать открыть проход с любой стороны. У каждого дежурит пост. Он услышит и активирует его.
— У меня, как у тебя не получится.
— Как я не надо, — смеется он, — у тебя другой способ, свой ключ. Ты уже имеешь на это право. Только зачем? Не лучше ли привезти родных сюда? По меньшей мере жизнь практически без болезней и в три раза дольше, чем у вас. Знания тебя ожидают потрясающие. Способности у тебя прекрасные. Зачем терять там время?
— Такое чувство, что не все сделано. Есть еще дело, которое надо вспомнить.
— Но одну я тебя не отпущу. У меня дела и с тобой пойти не смогу. И так пропадал год по нашему, два по вашему. Эх, и ты мне нужна здесь.
— Я недолго. И с мамой поговорю.
— Определю тебе, кто будет присматривать.
— Рыцари с собачьими головами?
— Зачем сразу рыцари? Агентура. Постарайся не развязать войну. Ты теперь персона государственная и намного важнее, чем ваши правительства, продавшиеся нижним за мыльные пузыри.
— Ты не шутишь, — смотрю ему в глаза.
— Я за тебя порву все, до чего дотянусь. Все настоящие обряды имеют сакральное значение, и не имеют обратного хода. Теперь ты — моя часть навсегда.
— Да, любимый.
— Иди сюда, — он стискивает меня в углу возле арки, увитой плющом. Я не успела пискнуть от медвежьих объятий. Нет, надолго от него уйти я не смогу. Он теперь тоже — моя часть. Навсегда.
