для того, чтобы «доказать» перенесение этого «дара» с папы на Константинопольского Патриарха.
Проблема даже не в том, что фанариоты ссылаются в наши дни на такое курьезное толкование, а в том, что они пытаются преподнести это толкование таким образом, будто Вальсамон опирается не на «Константинов дар», а исключительно на каноны. Вспомним слова митрополита Сардского: «Более глубокое и внимательное сравнительное исследование написанного им (Вальсамоном) о равенстве Константинопольского епископа с папой приводит к выводу, что, в конечном итоге, его наиболее заботило признание за Константинополем присущих последнему особых судебных прерогатив. Приравнивая Константинопольского Патриарха к папе, Вальсамон ясно относил к первому все судебные прерогативы, признаваемые им за папой. Наиболее выдающейся среди этих прерогатив было право Рима выслушивать апелляции не удовлетворенных судом провинциальных синодов где-либо на христианском Западе. Сопоставимая прерогатива Константинополя должна была по аналогии распространяться на весь Восток, ибо в своем толковании 15-го канона Антиохийского Собора Вальсамон признает, что суды соборов папы или Константинопольского Патриарха одинаково не подлежат апелляции. Он пишет: «Настоящее правило отменено 4-м правилом Сардикийского Собора. А если не хочешь этого сказать, истолкуй это правило, как выше сказано; и скажи, что осуждение здесь последовало со стороны собора, не подлежащего апелляции, каковы соборы папы или Константинопольского Патриарха»».
«Более глубокое и внимательное исследование» состоит, очевидно, в грубой подтасовке и умолчании о «лишних» деталях Вальсамонова толкования. Мы увидели, что Вальсамон озабочен в своем толковании вовсе не защитой будто бы особенного права Константинопольского престола принимать апелляции, а защитой безапелляционности его собственного суда, которая подвергалась сомнению. Это толкование вообще не о праве Константинопольского Патриарха на апелляционный суд, не о том, что, как утверждает митрополит Максим, этот Патриарх наделен привилегией «выслушивать апелляции не удовлетворенных судом провинциальных синодов» Восточной Церкви. Вальсамон не возвеличивает судебные права Константинополя над другими Патриаршими кафедрами, а, наоборот, доказывает, что эти права ничем не меньше аналогичных прав других Патриархов и что суд Константинополя столь же безапелляционен, как и суд прочих. В качестве еще одного аргумента в пользу невозможности пересматривать суд Константинопольского Патриарха императорским судом Вальсамон, как было показано, использует отсылку к подложному «Константинову дару», якобы наделяющему папу правами императора. Именно в этом контексте общих императорских привилегий, согласно средневековой подделке, о чем стыдливо умалчивает митрополит Максим, Вальсамон ссылается на равенство безапелляционности суда Константинопольского Патриарха и папы по канонам.
Вальсамон также нигде не упоминает о том, что судебная прерогатива Константинополя должна была по аналогии с Римом, принимавшим апелляции со всего Запада, распространяться на весь Восток – митрополит Сардский недопустимо вольно и безосновательно «творчески развивает» аргументацию этого канониста. Вообще, попытка фанариотов рассуждать о разделении высшей судебной власти во Вселенской Церкви между Римом на Западе и Константинополем на Востоке вкладывает в каноны мысль, совершенно невозможную для сознания отцов Церкви 1-го тысячелетия: получается, что судебно-апелляционная власть папы простиралась только на митрополитов (на Западе не было другого Патриаршего престола), а аналогичная власть Константинопольского Патриарха – на все оставшиеся Патриаршие престолы. Папа не мог пересматривать суды Патриархов, а Константинополь мог, следовательно, его полномочия должны быть даже выше папских. Это, конечно, абсолютно фантастическое предположение.
Весьма ловко построив фразу, митрополит Максим представляет дело так, будто толкование Вальсамоном 15-го канона Антиохийского Собора «подтверждает» судебные прерогативы Константинопольской кафедры над всем христианским Востоком. Однако в этом толковании Вальсамон говорит лишь о соборе как об инстанции, не подлежащей апелляции, причем не указывает, что таковой инстанцией является исключительно собор папский или Константинопольский, но приводит эти соборы только в качестве примера. В оригинальном греческом тексте стоит «ώς»[79](в данном случае «как» в смысле сравнения или сходства[80]) – «как, [например], соборы папы или Константинопольского Патриарха».
Правила Сардикийского Собора, наделявшие Римского Папу правом пересматривать суды провинциальных (митрополичьих) соборов, являются правилами Поместного Собора Западной Церкви. Предоставляемая папе Собором привилегия высшего апелляционного суда, распространяясь на огромную территорию, которую постепенно подчинил себе епископ Рима – а именно, «на весь Запад, на две префектуры Итальянскую и Галльскую, со всеми их диоцезами и провинциями»[81], тем не менее ограничивалась областью поместной папской юрисдикции, аналогичной Патриаршей в восточных Патриархатах. Сами папы это прекрасно понимали, по причине чего один из них, Зосим (417-418), даже вынужден был прибегнуть к известному подлогу, выдавая Сардикийские правила за каноны I Вселенского Собора с целью придать видимость законности факту приема им апелляции от клирика Автокефальной Карфагенской Церкви. Претензии Зосима, как затем и Папы Целестина, на право принимать апелляции от осужденных клириков Карфагенской Церкви были отвергнуты ею, вместе с поддельными правилами Никейского Собора, на Соборах 419 и 424 гг. Это необходимо учитывать, обращаясь к толкованиям Вальсамона на 3-е и 5-е правила Сардикийского Собора. В этих толкованиях Вальсамон говорит, а) что «определенное относительно папы должно относить и Константинопольскому Патриарху, потому что в различных правилах и ему предоставлена во всем такая же честь, как и папе»[82]; и б) что «определенное относительно папы не составляет особенного преимущества только его одного, так чтобы каждый епископ в случае осуждения по необходимости обращался к престолу Рима, но должно относить это и к епископу Константинополя»[83].
Чтобы корректно понять оба толкования, необходимо не забывать об уверенности Вальсамона в безапелляционности любого Патриаршего суда. Поэтому и в данном случае он не может говорить о праве Константинопольского Патриарха и папы принимать апелляции из других Патриархатов. Вполне вероятно, что особенность прав обоих заключается, в представлении Вальсамона, в особой обширности территории, на которую распространяется их юрисдикция: если остальные Патриархи принимали апелляции лишь из одного диоцеза, или даже только нескольких провинций диоцеза, то Константинопольский – из трех диоцезов (Азия, Понт, Фракия), включающих целых 28 провинций[84], властью над которыми наделил его Халкидонский Собор. О размерах власти Римского епископа упоминалось немного выше. Даже несомненный восточный папист Аристин в толковании на 3-й канон Сардикийского Собора пишет, что в случае несогласия с областным собором подсудимый епископ «должен представить отзыв и обратиться к епископу Рима, которому подчинена эта область»[85], то есть относит действие правила только к церковноадминистративной территории Рима. Сам Вальсамон, что очень важно, иллюстрирует это же правило примером апелляции Фессалоникского епископа к Риму. Он вновь, как и в случае с 9-м правилом Халкидонского Собора, подбирает пример из канонической территории того церковного предстоятеля, о котором идет речь в правиле (Фессалоника входила первоначально в юрисдикцию папы).
Это демонстрирует определенную тенденцию: Вальсамон сознательно не приводит примеры апелляций из других Патриархатов в Рим или Константинополь. Конечно же, потому,
