И общие духовные наставления, и:
«Вот вам иконочку». Дает иконочку: «Идите». Смотришь, там минута прошла, а состояние такое, что как будто побывал на Небесах. И это все паломники говорили.
С 1998 года я стал в Кадашах работать (Храм Воскресения Христова в Кадашах, на Якиманке), в паломнической службе. Сначала водителем, потом руководителем. И возил уже группы. А ведь тогда никто и не знал об отце Ипполите. И я отцу Александру сам рассказал. В Свято-Тихоновском Богословском университете очень осторожно относятся к новым старческим именам. Даже, надо сказать, отрицательно.
Отец Александр, видно, духом почувствовал и, можно сказать, рискнул послать первую группу к отцу Ипполиту.
Первая группа приехала. Все — под впечатлением. И потом уже было так: на исповедь к отцу Александру стоит очередь, и каждый второй идет уже ко мне (я блокнотик держу) записываться в поездку к батюшке. При сложных ситуациях отец Александр благословлял ехать к отцу Ипполиту.
Если говорить об образе отца Ипполита для всех нас, для меня: это пример был, что такой человек явился, чтобы нам показать, что в наше страшное время, когда «человек человеку волк», возможен подвиг любви. Потому что когда вспоминаешь отца Ипполита, то сразу любовь ощущается, тишина, доброта — все сразу вместе. Что-то такое радостное, небесное. И что в наше время возможен такой подвиг любви, о которой апостол Павел говорит: Любовь долготерпит, любовь милосердствует, не завидует, не ищет своего, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает (1Кор.13:4–5). То есть отец Ипполит — как раз весь в этом. И особенных проповедей он никаких не говорил. «Я не умею говорить». И все.
Как-то парень приехал со мной, с камерой: «Батюшка, а можно вас снять?» — «Ой, отец, давай — не надо, пожалуйста. Давай — не надо». Если бы я знал, что можно было сказать: «Батюшка, а можно с Вами?» Тогда, оказывается, он соглашался с паломниками сниматься. Я таких хитростей не знал еще. Он всегда мне отбой давал.
Облако-Ангел
Воспоминания трудницы Ольги
В первый раз, когда я приехала сюда, была весна. Мы спали в храме, потому что мест не было в домиках — батюшка отправлял нас спать в нижний храм святителя Николая Чудотворца. Ночью я вышла на улицу, была примерно половина четвертого. Подошла к краю стены. Там тогда была просто старая кладка, разбитая. Я любовалась небом, оно было необыкновенно красивым. Над рекой Сейм плыло облако в виде ангела — оно плыло в сторону монастыря, у него были огромные крылья. Меня тогда это очень потрясло.
Батюшка говорил нам, что мы приехали в такое место, где все кровью полито. Вот дубы — под каждым из них монах лежит. Многие хотят вернуться сюда, но не каждому это дано. Далеко не каждому.
Исцеление от рака почки
Любовь Новохацкая
В 1992 году у меня врачи нашли онкологию — опухоль была на почке, и уже метастазы захватили придатки и легкое, все это с левой стороны. В реанимации я услышала, что врачи дали мне срок три месяца, не больше.
В те годы стоял у нас на Петровско-Разумовской со сбором средств для монастыря инок Сергий — теперешний отец Савва. Он и предложил мне поехать к батюшке Ипполиту. Показал альбом. От фотографий я не могла просто оторваться — это ясное солнышко было. Я как его увидела — больше ничего не интересовало.
Через три дня я поехала и оказалась здесь в нашем монастыре. Батюшка мне сказал: «Поживите у нас».
Он сам проводил молебны о недужных: в будни малые, а по субботам большие, и мне благословил помолиться на двенадцати молебнах: была такая его «норма исцеления». И вот на одиннадцатом молебне мы стояли перед корпусом, а перед входом в него тогда была просто земля и зеленая травка. Мы стояли на коленях. Это было в субботу, очень много народа, в храм зайти было невозможно, и я стояла на улице на коленях. И внезапно я почувствовала, что на уровне копчика у меня внутри будто загорелся шар. Ирина (сейчас монахиня Серафима) стояла со мной рядом. Я ее попросила: посмотри, что там, сзади у меня как на солнце горит. Она попробовала дотронуться и говорит: «У тебя там как кипятком ошпарено». А я чувствую, что этот шар словно катается внутри: к почке, потом обратно, к тому месту, где была почка. А когда мы вставали с коленей, то эта боль ушла в левую ногу и словно через пятку вышла.
Потом я пришла к батюшке Ипполиту, он сидит улыбающийся, радостный и говорит:
«Ну все, теперь все страшное позади. Больше ничего не будет».
Прошло тридцать лет, я не обращаюсь ни к врачам, ни к кому, потому что то, что я живу — только по великой молитве батюшки Ипполита. Больше никого.
В миру я была художник-модельер. А когда приехала к батюшке в монастырь, начала потихонечку им шить. Шить — это было такое, что я вообще не умела, только-только первый раз иголку взяла в руки, снова начала учиться. И вот тридцать лет я по батюшкиному благословению шью в бедные храмы. Он благословлял одевать и священников, и алтарь. Ну в общем все, что связано с храмами нашими великолепными.
Однажды, спустя годы, я подошла к батюшке Ипполиту, и было ощущение, что он меня ждет. Рассказала ему историю своей жизни, как все в ней было взаимосвязано. И потом я его спрашиваю: «Батюшка, я читала у батюшки Серафима Саровского, что он вымаливал своих духовных чад задолго до того, как познакомились чада духовные со своим духовником. Значит, и Вы меня вымаливали?» А он улыбнулся слегка и говорит: «На все Божья воля».
Батюшка никогда не признавался. Но он мне так говорил: «Вы же из Свято-Николаевского монастыря». Понимаете? И когда он говорил это, говорил так сердечно, что ты чувствуешь: родней и ближе его никого у тебя на свете нет. Поэтому ближе батюшки у меня никого нет.
О строительстве храма и спасении от рэкетиров
Владимир Савочкин
А вот история, которая случилась уже со мной. Это была самая тяжелая полоса в моей жизни. Произошла она в памятные 1990-е годы, когда я со старой жизнью еще не распрощался.
Был я тогда бизнесменом. Начальник мой, шеф, с которым я работал, внезапно умер. Обнаружилось, что он брал огромное количество кредитов в коммерческом банке, просто огромнейшее. А
