Но тяжело мне от этого незнания, будто отношения наши обман, морок, раз нет доверия между нами.
Василе сглотнул и схватил меня за предплечья, в глаза заглядывая.
— Лиля, не могу я сказать сейчас. Брачные клятвы станут и клятвами магическими, после чего не сможешь ты ни рассказать про мой дар, не использовать его против меня. Таков наш древний обычай, и нарушать я его не могу, но прошу поверь — к черным колдунам не вхож я. На эту магию и у нас запрет наложен.
— Значит, батюшка мой приедет, и свадьба будет? Тогда перестанут между нами недомолвки стоять?
Василе провел руками до моих запястий и нежно сжал в своих ладонях мои пальцы.
— Свадьба у нас будет в последний месяц года, на зимнее Солнцестояние, чтобы все боги: и наши, и ваши — благословили нас. Да и в возраст ты войдешь магический, что не менее важно для ритуала.
Я удивленно посмотрела на Василе и тихо спросила:
— Но ведь это же столько месяцев еще. Как-то нехорошо, что мы без клятв будем ходить.
— Не переживай, у старых семей такой обычай, никто в твою сторону и косого взгляда не кинет. Наоборот, если все испытания пройдем достойно, то каждый мой подданный будет молиться за нас, как за богов.
— Испытания? — переспросила я. — Какие еще испытания, если житие с вами уже нелегкая задача.
Василе прижал меня к себе и рассмеялся.
— Какая же ты… честная. Добрым словом не приласкаешь. Слова, будто кинжалы острые. Лиля, душа моя, не ругай старого войника за характер закаленный годами в пекле битв, не привык я еще, что подле меня цветок нежный.
Я прижалась к его груди, ощущая мерный стук сердца и прикрыла глаза, растворяясь в новом для меня чувстве тепла, что не отчий и не сестринский, а мужчины настоящего, выбранного судьбой.
— Не такой уж я цветок нежный. Рассказывайте о ваших испытаниях, княже. Будем думать вместе, как достойно пройти их.
— Не сегодня, Лиля. Сегодня отдыхай, завтра уже начнутся дни полные забот.
Василе нежно погладил меня по спине, а потом повел обратно в нашу с Иринь комнату. Пожелал спокойной ночи и удалился, а я наконец-то зевнула, прикрывая рот ладошкой, и вошла в комнату, где уже вовсю хозяйничала сестра. Иринь расстелила наши постели, вывесила платья, а рядом наши секретные штаны, что мы всегда надевали вниз, как матушка учила.
«Девица должна быть красой снаружи, а под юбками — воином».
Попробуй целый день в сорочке вместо штанов походи, на кухне помеси тесто, да белье к ручью потаскай. И хоть мы не все своими руками делали, но всегда за главных были как подросли. Да и бегать так удобнее, ничего не в ногах не путается, жаль, что князь не разрешит носить брюки кожаные — все девы здесь только в платьях ходили.
Я молча подошла к сестре и помогла повесить пучки трав над окном, чтобы и мошкару отгоняли, когда створки будем открывать, и от злых духов сон охраняли.
— Ну что наш князь? Речами тебя сладкими забалтывает?
Я улыбнулась.
— Забалтывает не сладкими, а горькими. Сказал, что свадьба наша будет в зимнее Солнцестояние, магия самая сильная будет, как раз чтобы союз наш скрепить. А до этого времени испытания мы будем проходить, а что за тревоги такие и не сказал.
Иринь выпрямилась и молча уставилась на меня.
— Так до зимы же…
— Месяцы целые, — выдохнула я тяжело и добавила: — Знаю, Иринь, но таков обычай, связанный с магией князей валашских. Так что ты уж поторопись и выйди вперед меня, а то меня совесть грызет, что я младшая и первая самая.
Иринь отвернулась, доставая свою ночную сорочку из сундука и тихо сказала:
— Будто меня зовет кто?
— А Больдо?
— Больдо ухаживает, но смотрит как-то печально, что на сердце нехорошо. Не хочу про него говорить! — повысила голос Иринь и охнула, посмотрев в окошко. За витражами мельтеша крыльями зависла птичка белая.
— Лиля! Солянка наша, ты глянь! — И кинулась створку окна распахивать. Птичка впорхнула в окно и ударилась об пол, рассыпаясь в соль.
— Вода, где вода, Иринь? — причитая, забегала по комнате. Надо было скорее водой облить соленые кристаллы, чтобы они в послание сложились, а иначе магия развеется. Кувшин нашелся около небольшого тазика для умывания по утрам за плотной занавесью в дальнем углу. Я схватила его и сразу плеснула на пол, соль зашипела, по комнате пошел звук трескотни — соль вбирала в себя воду, превращаясь из бесформенной кашицы в буквы. Кристаллы растворялись в теплой воде, напитываясь, расширяясь, вытягивались в тонкие нити, а потом заплетались в буквы, буквы в словеси, и вот уже все послание видно.
Мы с Иринь нагнулись ближе, чтобы ни одной закорючки не пропустить.
— Лиль… — сдавленно прошептала Иринь.
— Вижу… Что делать будем? К Василе пойдем?
Иринь задумалась.
— С одной стороны, княже сильнее и помочь может спешнее, а с другой… — Иринь подняла на меня глаза и посмотрела с какой-то обреченностью. — Не его это забота, Лиля. Это батюшка наш ошибку совершил, и как семья мы должны сами решить все. Да и представь, князь Валашский на Север пойдет, а сюда Орда нагрянет, мы же не в своем краю, надо о людях думать. Он и так, пока нас вез тайно, нападению подвергся. Надо что-то придумать.
— И побыстрее, — кивнула я, соглашаясь с разумными словами сестры. — Малену надо спасать.
Просидели мы всю ночь темную, но так и ничего не придумали. Матушка горлицу соляную послала, чтобы нас известить, два раза упомянула, чтобы ничего глупого не делали, никого не вовлекали, ведь их вина родительская, им и все решать. Да, кто ж после таких слов-то на месте усидит?! Я б за сестрой и в Орду пошла бы пешком, только не знали родители, кто выкрал нашу Малену. Матушка написала, что она с отцом поехала в северные земли, в Мурман-линнь солью торговать, там их всегда ждали, как родных, и никогда ведь ничего злого не случалось, наоборот, с богатыми подарками возвращались. Батюшка нам на шубейки и меха привозил, и мясо необычное, а уж рыба какая вкусная была.
И тут такое — Малена, наша умница-разумница, пропала! Уехала с дедами на прогулку по берегу ледяному и пропала в налетевшей снежной пурге. Была девица в санях и не стало. Диво дивное, колдовство опасное.
— Может, ее местный бог выкрал? — предположила я самую нелепицу в рассветный час, поглаживая уснувшего рысенка. Иринь ойкнула и посмотрела на меня испуганно.
— Что? — не выдержала ее