пол, и поэтому, схватившись крепко за рукомойник, аккуратно спустился на пол. Тело трясло. Корней закрыл глаза и слушал, как льётся вода, свинцовая, холодная, тягучая.
Наверное, сначала мама искала тебя с собаками. Расклеили по всему южному округу объявления с твоей фотографией в красной рамке: «Пропал молодой человек среднего роста, среднего телосложения, в красной куртке и жёлтым портфелем с синими вставками. Ушёл из дома в неизвестном направлении и не вернулся». Куртка досталась тебе от двоюродного брата, он купил, говорит, ему не подошла, а тебе – в самый раз. С портфелем Полина постаралась. «Прикольный, правда?» – спросила она, вручая этот жёлто-синий подарок… Хотя, наверное, менты маме сразу сказали, что ты улетел в Санкт-Петербург, так что невозможны никакие расклеенные объявления с твоей рожей. А как плакала Полина, представляешь? И винила тебя во всех смертных грехах. Ты её обманул, ты её никогда-никогда не любил, а теперь оставил одну, с ребёнком, которого она тебе не позволит видеть, учить чему-то, с которым не позволит общаться по телефону, будет мстить и изредка вбрасывать мысль ребёнку о том, какой у него беспомощный и жалкий отец, как отвратительно он с ней поступил. И будет права. Так что для тебя объявления с красной рамочкой – это слишком: слишком много чести.
Слышишь, шипение воды? Вот она перед тобой – река. Нева-Нева-неважно. Ты видишь себя от третьего лица, как в кино.
Корней упал в чёрную воду с медным оттенком. Корней пытался дышать ртом, носом – чем больше вдохов, тем больше, казалось, вода попадает в лёгкие, тело уходит ко дну. Корней бился, пытался всплыть – больно. Но перестал, закрыл глаза и пошёл на дно, а там вода – неожиданно чистая-чистая – никакой тебе мути, прозрачная, как в бассейне, вода. О чём ты думаешь, Корней? Попытаешься ещё раз всплыть?
Блёклый Корней, опираясь на рукомойник, медленно встал, выключил воду и побрёл в свою комнату.
***
Сегодня Аня уезжает. Её отцу стало плохо, и он созвал домой всех многочисленных детей своих. Так сказала Аня, когда увиделась с Корнеем.
– Когда я в последний раз видела папу, я расплакалась. Он совсем постарел. Если встречаться с людьми редко, особенно видно, как время быстро летит. Ещё год назад папа был совсем другой. Я взяла билеты на сегодня, я уезжаю, не знаю, на сколько, – говорила Аня, стоя у Корнея в комнате у окна. – Смотри, опять та кошка бродит по карнизу. У нас в отцовском доме тоже был кот. Такой обыкновенный Васька: серый, худой, с усищами. Прожил у нас лет пятнадцать, наверное. А потом исчез. Когда мы перестраивали дом наш деревенский, нашли его высохшего. Думаю, он не хотел, чтобы мы его нашли, оплакивали, но всё-таки Бог дал нам его, всклокоченного, ссохшегося, предать земле.
– Мне жаль, – отозвался Корней. – Можно я тебя провожу до вокзала?
– Я буду рада.
Вечером молодые люди собрались идти до вокзала пешком. Корней катил за собой Анин чемодан на колёсиках, Аня шла рядом. Высыпал снег, и Аня опечалилась:
– Так жалко травку, она под снегом совсем замёрзнет, а ведь ещё зелёная.
– Снег ничего ей не сделает, она и под ним останется зелёной.
– Думаешь?
– Надеюсь.
– Надежда – это очень хорошо. Младшая сестра моя ещё живёт с родителями. Она каждый раз так радуется, что я приезжаю, и рассказывает всё время, как ей хочется повзрослеть побыстрее, чтобы я её забрала к нам, в город. Она будет надеяться, ждать, и это обязательно случится. Она уже совсем взрослая, настоящая барышня.
Они дошли до вокзала, сверили по табло нужный путь поезда и пошли на платформу. Поезд стоял на платформе. Нужно было прощаться.
– В моей жизни не происходило ничего нового, точнее, хорошего, очень давно. Вот произошла ты, но и ты уходишь.
– С тобой происходит и обязательно ещё произойдёт, – отозвалась Аня. – Ведь не всегда же нужно, чтобы происходило что-то грандиозное – типа нашей встречи. (Улыбнулись друг другу.) Радуйся чему-нибудь.
– Например?
– Не знаю. У каждого своё это «что-то». Для меня новый вкусный чай – это уже хорошо. Или новая книжка в красивой обложке. Когда у цветка новые листочки.
– Нет, Ань, я совсем о другом.
– Я понимаю. Ладно, поезд скоро тронется. Мне пора?
– Пора, – выдавил Корней.
Молодые люди крепко обнялись. Аня подошла к проводнику, стоявшему у входа в вагон, показала ему паспорт и билет. Проводник, возвращая документ, бодро сказал: «Проходите!» Не обернувшись, Аня зашла внутрь. Её место оказалось у окна, где стоял Корней. Он смотрел на неё долго, рассматривал её распушившиеся кудряшки, губы сдержанные, тонкие две полоски бежевого цвета, нос чуть вытянутый и, в его понимании, аристократический, к кончику чуть поднимающийся. Она смотрела на него. И он смотрел на неё. Поезд тронулся, а она продолжала смотреть, Корней шёл за поездом. Надо было что-то сказать, остановить поезд и обязательно что-то сказать… «Жаль», – мелькнуло в голове единственное слово. Удаляясь, поезд превращался в точку, которая становилась всё меньше и незаметней.
Мрачный Корней вернулся в хостел. На лестнице он встретил женщину с двумя большими сумками. Толстая женщина со слипшимися, как будто обмазанным жиром лицом и волосами, плача и дрожа, проговаривала одно и то же: «Андрюша!» Корней проследовал мимо неё и остановился у ресепшена.
– Извини, а что тут случилось? – спросил Корней у администратора.
– Это мама Андрея.
– Нашего?
– Да. Пришла забирать вещи его.
– А где сам Андрей-то? Где?
– В больнице. Его вроде как избили. И завели на него дело или типа того. Мама его говорит, что Андрея хотят посадить за попытку изнасилования или за изнасилование. Ей менты позвонили, и она тут же сюда прилетела из Самары. Типа за тридцать минут он, короче, сразу трёх женщин пытался… И там одной вообще шестьдесят с копейками. Фигня какая-то.
– Наверняка, ошибка, обознались.
– Я тоже не думаю, чтобы наш Андрей мог вот так вот.
– Жалко.
– Жалко. Мы предложили матери его остаться здесь, даже денег не взяли бы, но она, говорит, остановилась у родственницы. Вот такие пироги. Непонятно, что будет.
Корней побрёл к себе. «Вот тебе и скоты, – ложась на кровать, думал Корней. – Нет, не мог он, не мог. Как оно так получается? Как будто чувствовал что-то такое, как будто заранее знал. Андрей, как же ты так?» Его раздумья прервал стук в дверь. Это был Веня, с порога друг начал участливые уговоры:
– Слушай, уже даже не смешно. Поезжай домой. Сделаешь всё, как нужно, и возвращайся. Так будет лучше для всех: для тебя, для