уже еду. Правда. Да Дэну помогал. Ну, не злись. У меня для тебя сюрприз есть. Я уже в пути. Фотографию? Сейчас? Алло? Синеглазка?
Убирает от уха трубку и что-то рассматривает. Потом громко и тяжело выдыхает.
— Пф, — трет затылок. — Синеглазка… Так, Дэн, — обращается уже ко мне, — дальше сами тут. Мне ехать надо. Синеглазка ждет. Приятно было познакомиться, — улыбается Юле. — Не обижайте моего друга. Он правда хороший.
Открывает дверь фургона и говорит водителю:
— Поможешь выгрузить и занести. Потом назад езжай. Так, — достает что-то. — Это я себе за помощь возьму, — показывает мне артишок. — Синеглазке подарю. Ахахаха!
— Артур! Ты пешком, что ли? — окликаю его.
— Да сейчас тачку поймаю. Все, Дэн, давай! Не разочаровывай меня! — подмигивает и убегает с артишоком в руке.
— Может, уже объясните мне, что все это значит? — Юля выбирается из моих объятий и вытирает губы. — Мне спать пора. Завтра с утра на работу.
— Смотри, — беру ее за руку и подвожу к фургону. — Это тебе, — показываю на мешки.
— Это что? — смотрит удивленно.
— Яблоки, морковка и вот, — беру еще один артишок и подаю ей. — Цветы.
— Зачем? Вы… вы больной? Зачем мне мешок яблок и тем более мешок моркови? Я похожа на кролика?
— Ну, скорее, кролик это я.
— Бред какой-то, — бубнит она. — Все. Я спать пошла.
Ну, вот, опять! Вот упрямая! Ладно, не хочешь по-хорошему?
— Нет, стой! — хватаю ее за руку и дергаю к себе. Наклоняюсь и беру первый попавшийся под ногами камень. Показываю его ей. — Вот, смотри. Если не возьмешь подарки, начну сейчас камнями в окна пулять. Приедет полиция. Скажу, что мы вместе решили пошалить!
— Вы… вы… Вас посадят!
— Ну, оштрафуют. Но за меня не переживай. Я-то с полицией договорюсь, — ухмыляюсь, глядя в это нахмуренное лицо, — а вот тебя из общаги точно выгонят. А, может, и из университета.
Очень зло фырчит, пытаясь своим взглядом прожечь во мне дыру. Но я — кремень!
Да, девочка, вот так. Раз по-хорошему не хочешь. Думаешь, мне одного поцелуя хватит? Да я только еще больше завелся!
— Ладно! — зло выплевывает она. — Чего вы хотите?!
«Тебя, Пчелкина, тебя», — улыбаюсь я, но вслух произношу:
— Прими подарки. Как нормальная женщина. И… пить хочу. Вот. Попить хоть дашь?
— Дам!
— Дашь? — повторяю я.
— Дам! — горячо отвечает, но, видимо, заметив мою ухмылку на лице, понимает, о каком «дам» речь, и прикусывает губу. Отворачивается.
— Я так понимаю, пожарная лестница так и остается единственным доступным мне способом пройти в твою комнату? — усмехаюсь я.
— Естественно. Не будить же коменданта. Заносите свои мешки. Попьете водички и уйдете. Так? — смотрит с подозрением.
Я ничего не отвечаю. Машу водителю, чтобы брал один из мешков, второй — беру сам.
16. Денис
— Куда ставить? — сбрасываю мешок с плеч и смотрю на Пчелкину.
Она и сама, похоже, не знает. Осматривает комнату.
— Ну, здесь пока поставьте, что ли, у двери. Может, заберет кто, — машет в сторону двери.
Водитель ставит свой мешок и уходит. Я тоже ставлю.
— Это ты что же? Мои подарки разбазаривать собираешься? — спрашиваю строго.
— А куда мне мешок моркови? Вы вообще, чем думали, когда это вот все затевали? — хмурится она.
— О тебе я думал, Пчелкина. О тебе, — улыбаюсь и иду к ней.
Девчонка пятится назад и упирается спиной в стену. Смотрит на меня испуганно снизу вверх.
— Ты зачем мне сотрясение мозга устроила? — спрашиваю, еще больше запугивая ее. Мне нравится этот страх в ее глазах.
— Я? — облизывает губы. Пересохли от волнения. Значит, Артур прав. Сука. Прав! Это она меня по башке треснула и сбежала.
Говоришь, было все? Ну, хорошо. Тогда во «второй раз» все быстрее пройдет. Уже ломаться ни к чему. Ухмыляюсь про себя.
— Ой, — тихо стону, прикладывая руку к уху. Закрываю глаза и запрокидываю голову слегка. Потом приоткрываю один глаз и смотрю на Пчелкину.
Долго с ней нельзя с закрытыми глазами находиться. Кто ее знает, что она еще придумает?
— Где тут твоя кровать? — почти шепчу со стоном.
— Вон, — показывает она. — Вам что, плохо? У вас что-то болит?
Опираюсь на ее плечо и толкаю к показанной кровати.
— Плохо, Пчелкина. Очень плохо, — тяжело вздыхаю, не переставая следить за ней. — Видимо, нагрузку не рассчитал на фоне болезни.
Сажусь на кровать, а потом и ложусь.
Узкая какая. Едва помещаюсь тут. Не то что у меня дома. Ну, ладно, трахну сначала ее здесь, а потом к себе повезу.
— Ухо очень болит, — жалостливо смотрю на девчонку. — По которому ты мне треснула. Чуть не ампутировали мне его.
Пусть ей будет стыдно!
— А почему вы за другое ухо держитесь? У вас опухло левое, а держите вы правое.
Черт. Перепутал. Зато теперь на сто процентов я уверен, что версия Артура верная. Ах, ты ж, Пчелкина! Ну, погоди! Заставлю так отрабатывать, что ходить не сможешь потом неделю.
— Отдает так, — нахожу выход из ситуации. — Опухло левое, а болит правое. Оба уха могут ампутировать поэтому. Ну, вот, кому я такой безухий нужен буду? Ох, — закатываю глаза.
— Может, доктора вызвать? — она чуть наклоняется и вглядывается в меня.
— Зачем нам доктор? — чуть приподнимаюсь и смотрю на нее. — Ты же сама будущий врач.
— Я? — хлопает глазками своими. — Я будущий ветеринар. Это немного другое. Хотя… — задумчиво смотрит на меня.
— Давай, Пчелкина, лечи меня, — с удовольствием ложусь на ее подушку и складываю руки на груди. — Представь, что я беззащитный и пушистый…
— Баран?
Строго смотрю на нее:
— Почему это баран?
— Не знаю, — пожимает плечами. — Не нравится? Тогда козел.
Вот, нахалка. Вижу ведь, что уголки губ вверх ползут, хотя она и пытается сдержать улыбку.
— Опять не угадала, — решаю подыграть ей. — С интуицией плохо у тебя, Пчелкина. Не надо третьего варианта. Боюсь совсем разочароваться. Представь, что я большой, пушистый и беззащитный медведь, — улыбаюсь. — Ах, как же мне плохо. Одна плохая девочка избила беззащитное создание… Куда смотрят экологи?
— Вы притворяетесь, да? — смотрит с подозрением. — Что у вас болит-то?
— Все. Но начать можешь с прощупывания, — задираю майку.
— Что?
Беру ее за ладонь и кладу себе на грудь. Теплая какая и нежная. Но Пчелкина хочет убрать свою руку. Я не даю. Чуть тяну ее и она садится рядом со мной.
— Вот здесь болит, — веду ее пальчики по своей груди. — Что там надо делать в таких случаях? Тебя же учили?
— Вот здесь? — спрашивает тихо, надавливая подушечками пальцев.
Убираю свою руку и позволяю ей самой делать, что надо.
У меня мурашки от ее прикосновений.
