Он вдруг поднимает ко мне голову, и я вижу его глаза. Ярко-синие, они искрятся внеземным сиянием, и у меня перехватывает дыхание. Кейн резко хватает мое запястье и дергает на себя, я коротко пугаюсь, спотыкаясь своим телом о него. Кейн придерживает мою поясницу и сажает меня на себя, теперь мы смотрим глаза в глаза. Его рука медленно поднимается к моей шее, пальцы плавно и нежно пробегают по затылку, а затем он приближается и целует меня. Нежно. Тепло. Сладко…
Я совсем теряю голову, мое тело мгновенно реагирует на поцелуй, отзываясь острым покалыванием по всей коже. Кровь моментально ударяет в голову, сердце взволнованно бегает, внутри все пульсирует. Я упираюсь ладонями в деревянную спинку скамейки и закрываю глаза, обмякая, мои ноги разъезжаются в стороны и сгибаются в коленях, оказываясь плотной ловушкой для его бедер. Я чувствую Кейна каждой клеткой своего тела и не могу контролировать плавно опускающиеся куда-то ниже мысли. Мое сердце стучит, как безумное. Кажется, вот-вот и оно откроет мне нечто большее, что-то, находящееся за пределом моего осознания, что-то запрещенное, желаемое… Кейн отодвигается первым и внимательно смотрит на меня.
— Кто бы сомневался, — смеюсь я, одаривая его насмешливым взглядом, но это скорее из-за волнения. — У тебя только одно на уме.
Он отчетливо смотрит на меня, не меняя лицо. Что-то тянет меня посмотреть вниз и я теряю улыбку, озадачившись тем, что в его руке.
— Это браслет Оливии, — просто объясняет Кейн. — Она потеряла его дома, хотя никогда с ним не расстается. Это мой подарок на ее прошлый день рождения… Для нее он очень важен, а меня к ней больше не пустят на этой неделе. Сможешь передать ей?
Мне становится стыдно за свой неуместный флирт и я отчаянно краснею. Я тянусь к браслету и сжимаю хрупкое серебряное украшение со свисающей белочкой.
— Смогу конечно.
— Спасибо, Ким.
Голос Кейна мягко утихает в моих ушах. Это непростая благодарность — я чувствую, что она выходит откуда-то из глубин души, и когда понимаю это, сердце мое падает вниз. Это отчаянное осознание того, что надежда есть. Он вытащит малышку из этого ада. А я помогу ему всем, чем только смогу.
Я крепко сжимаю браслет в ладони и льну к нему всем телом, он прижимает меня к себе, целует в висок и снова выдыхает:
— Спасибо, — шепчет он.
Я улыбаюсь. Не знаю как. Губы сами расходятся в осторожной, ласковой улыбке. Кейн медленно оглаживает линию моего лица, внимательно изучает его, затем отпускает меня и оглядывается в сторону объекта.
— Мне уже пора, Ким. Парни будут негодовать.
Я с трудом узнаю его внезапно притихший голос. Я смотрю на его припущенную линию ресниц и чувствую, как внутри что-то переворачивается. Кейн снова поднимает на меня взгляд и я не могу не заметить скрытую печаль на дне его прекрасных глаз. И почему же время так быстро пролетает, когда он рядом…
Мне не остается ничего, кроме как безропотно согласиться.
Да, я знаю его напарников. Их пятеро, и все они гораздо старше Кейна за исключением одного парня, которому на вид не больше двадцати, но я не помню, как его зовут.
Я киваю и мы поднимаемся со скамьи, Кейн закрывает мой бокс, закручивает колпачком термос и аккуратно складывает их в сумку. Я молча ожидаю, когда он застегивает молнию моего рюкзака, а потом протягивает мне.
Я снова киваю и беру ее, сжимая ремешок немного сильнее пальцами. Сделав вдох-выдох, я легонько прикусываю губу, сдерживая за этим легкую грусть:
— Хорошо. Люблю тебя.
Кейн немного приподнимает уголки губ и я робко ему отвечаю. Я замечаю оживленный блеск в синих глазах, но больше ничего, и я оборачиваюсь, уже не дожидаясь ответа, но меня неожиданно останавливает его рука.
— Ким, — его голос, тихий и мягкий, утопает в местной тишине. — Сегодня вечером я приду.
Кейн отпускает меня и несколько секунд смотрит, но до меня доходит смысл его слов уже когда он прячется за углом.
Я стою и улыбаюсь, как дура. Потому что да. Я буду ждать его.
17
Передний двор приюта переполнен детьми: одни бегают на детской площадке, галдят, стоя в стайках, другие играют в догонялки, визжа от восторга. Все они разного возраста; есть и старшие дети, одни играют мячом, другие болтают, сбившись небольшими кучками. Дверь главного корпуса открывается и оттуда вываливается еще одна толпа детворы. Они такие забавные в своей суматохе, щебечут как маленькие птички. Я стою в тени высокой айвы, у невысокого забора с задней стороны двора. Отсюда меня вряд ли хорошо видно, поэтому я подхожу к нему вплотную и хватаюсь за металлические секционные поручни. Воспитателей я не могу найти, хоть и знаю, что они не оставляют детей одних. Возможно, они смешались во всей этой пестрой толкотне, охватывающей площадку перед входом, поэтому я просто их не вижу. Среди толпы мне даже не сразу удается рассмотреть знакомую золотистую шевелюру, разгуливающую на детском стадионе.
— Оливия! — зову я.
Пятилетняя сестренка Кейна останавливается на бегу и растерянно осматривает двор. Я подпрыгиваю и машу ей рукой. Она замечает меня и становится светлее, что-то бросая своим подружкам. Мчится ко мне, солнышко. Волосы развеваются, на лице сияет улыбка.
— Кимми!
Врезается в сетку с разбега, как бы ни ударилась. Я мягко улыбаюсь и тянусь сквозь металлические прутья, поглаживая упругие солнечные кудри.
— Привет, зайчонок. Ну как у тебя дела?
— Получила по лбу сложенной в трубочку тетрадкой.
— За что?
Она кривится:
— За невкусную кашу!
— Вот как… Смотри, что у меня есть.
— Ты нашла мой браслетик! Ура! Спасибо, Кимми!
Маленькая ручка уже тянется между металлическими прутьями, я легко защелкиваю браслетик на запястье и сжимаю ее в своей ладони.
— А вот это тоже тебе.
Маленькие пальчики робко касаются жесткой фиолетовой плитки и она не сразу понимает, зато когда понимает! Ее губы разъезжаются к ушам. Ей-богу, я готова скупить все сладости мира ради этой солнечной улыбки. Я даже не сразу реагирую на возмущенный ор, метание молний и стук каблуков, прорезывающий визги детей. Когда я поднимаю взгляд, я вижу разъяренную темноволосую женщину, которая приближается к нам. Не успела…
— Это еще что такое? — возмущенно шипит она, вырывая у Оливии шоколад. Малыш мгновенно мрачнеет и я почти физически слышу, как в этот момент разбивается хрупкое детское сердечко. — Оливия, сколько раз тебе повторять, что нельзя подходить к забору и брать от посторонних всякие гадости?! — орет она. Оливия стоит и обнимает себя
