– А как же мечта о ресторанчике? ЧИВы не пригодились?
– Молод был и глуп. Принимал всё за чистую монету. А рабство как было, так и осталось: без заключения Соглашения с Обществом невозможно вести дела от своего имени. Меня же, как члена Общества, который может официально открыть своё дело, заключать договоры, платить налоги, не было. Для этого нужен был хотя бы профессиональный минимальный социальный уровень. А что я? С моим-то нулевым. Да к тому же соблазнов открытых границ было много, а полученных ЧИВ мало. Их я быстро и прокутил.
– Но ты должен получать ежемесячное пособие – гарантированный минимум, есть на что жить, почему же ты здесь?
– Ну как, почему? – улыбнулся Симонс. – Потому что, мне нравится принцип свободы и равноправия, даже больше, чем обществу, которое их провозгласило и заставляет следовать им под страхом их потери. Я пользуюсь этими принципами в полной мере. Иначе вряд ли я бы смог безбедно прожить.
Я недоуменно смотрел на него, наконец, меня осенило:
– Симонс, ты – вор?
Он засмеялся:
– Почему сразу вор? Я просто пользуюсь тем, чем предлагают воспользоваться.
– И ты считаешь это верным мировоззрением, пользоваться трудом другого человека, ничего не давая взамен?
– Ну почему же ничего, – усмехнулся он. – Вон целую чашку ароматного кофе и бутерброд.
Я поперхнулся и отодвинул от себя чашку.
Симонс хохотнул:
– Не бойся, это же с браслета списали, как ты видел, с пособия. Ничего ворованного ты не ел.
– Нет, я понимаю, можно украсть из-за нужды, голода. Но как же ты умудрился украсть, если все платежи оплачиваются браслетом? Ты хочешь сказать, что ты брал с прилавка и убегал?
– Я что, по-твоему, похож на спортсмена-бегуна?
– Но тогда как? ИИ же обмануть нельзя.
– Ну, зачем ИИ? ИИ нельзя, людей можно. Особенно женщин, они такие доверчивые и так поддаются состраданию и собственным чувствам, ты же сам уже убедился. Особенно, если кто умеет утолить голод не только желаний, но и реальный, да не просто утолить, а побаловать изыскано-вкусными блюдами.
– Симонс, ты – альфонс!
– Фу, какие громкие слова, чувствуется, что их говорит идеальный член общества и – Симонс прищурил один глаз и осмотрел меня, как просканировал, – и, скорее всего, аж шестого социального уровня последней ступени ответственности.
– Мог бы им вчера стать, если…
– Вот именно, если! С работой-то, что не так?
– Ты мне не ответил. За что тебя сюда посадили, конкретно?
– Ну, если конкретно, то моей женщине, с которой я сошёлся последние три месяца, не понравилось, что я позаимствовал кое-что из её вещей и ушёл, не прощаясь, когда она плескалась в душе после нашей бурной ночи. Но я думаю, что это не главное, скорее всего, я не очень удовлетворил её в тот раз, – он вздохнул. – Да виноват, был не в лучшей форме, в самый ответственный момент задумался о том, что мне лучше пригодится дублёнка или шуба. Зима же скоро, а на моё пособие кроме как куртёнки до пупа ничего не купишь. Мёрзнуть я стал в куртёнках-то. Все-таки пятьдесят уже. Не мальчик.
– И часто ты вот так…
– Как так? Ночую в дежурном изоляторе?
Я кивнул.
– Да нет, этот третий раз будет. Первый раз – совсем пацанёнком был, почти сразу после того, как не подписал Договор о Сотрудничестве. Второй – когда по глупости взял ключ от чужой машины. Тоже молодой ещё был, да и электромобиля у меня никогда не было, не знал, что ключа недостаточно, и что сканер ИИ машины заблокирует двери, после того, как включу зажигание. И вот теперь третий раз. Видно, стареть начал, раньше женщины сами понимали, что мне нужно и легко меняли это на знаки внимания с моей стороны. А с этой что-то обломилось. А может просто патологически жадная попалась, да и уж больно страшна. Желания не было с ней флиртовать, ну совсем. А женщины это чувствуют. Вот, видишь, не простила.
Я молчал.
– И как же ты теперь?
– О! я думаю, что все будет просто изумительно. Прекрасно перезимую в каком-нибудь монастыре. На меня тут оказывается с прошлого раза заявки лежат – святоши тоже любят вкусно покушать, – засмеялся Сименс.
– В монастыре? Почему в монастыре?
– Ну да. Общество прекрасно сотрудничает с церковниками: одни предоставляют свои монастыри и услуги по перевоспитанию оступившихся, а другие с удовольствием оплачивают это сотрудничество, щедро переводя ЧИВы. Согласись, глупы были наши предки, отделив религию от государства, когда можно было наладить столь взаимовыгодное сотрудничество в местах не столь отдалённых и со столь строгим режимом, – он хмыкнул и отпил чай.
Я не мог усидеть на месте, вскочил и стал быстро ходить по комнате.
– Ты чего замельтешил-то? – удивился Симонс.
Я резко обернулся к нему.
– Знаешь, а ведь мне на днях было предложение из монастыря на заключение контракта! И как раз по моему профилю! Ты понимаешь, что это значит? – я быстро сел к столу и обхватил чашку руками. – Понимаешь? – почти шёпотом повторил я.
Симонс ухмыльнулся:
– Чего ж тут не понять? Надеешься продолжить свою работу? Это вряд ли. Для осуждённых у них отдельные монастыри, специальные. Тем более для почти убивцев. Хотя, если бы ты придушил свою любезную, то загремел в подземелье Башни, а так.... Какой монастырь-то предлагал?
– В обсерваторию Уральского какого-то, я особо не интересовался.
– А что так? Климат не подошёл? – съехидничал Симонс.
– Издеваешься? Я – цивилизованный человек, какой монастырь?! Дикость какая-то!
– Угу, угу, зажрался ты, похоже, вот тебя жизнь и тюкнула. А об Уральском забудь, я-то в первый раз, когда сюда попал, все изучил, куда отправить могли. Не было среди них никакого Уральского, а уж тем более с обсерваторией.
Я глотнул кофе.
– Расстроился что ли?
– Да нет. Все равно.
– Ну, ты и врать.
– Нет, правда, если не по своей работе, то все равно куда. Просто интересно куда. Обидно, – я вскинул голову, – ну как же так? За убийство живого ребёнка никому ничего, а за возмущение по этому поводу – тюрьма. Как это понять? Общество справедливости!
Симонс покачал головой:
– Не приписывай людям лишнего. Какое общество справедливости? Ты уже здоровый балбес, хорош в романтизм играть! Социальная справедливость одно, а человеческие отношения – другое. Социалка и справедливость – это просто экономические термины системы перераспределения через ИИ. Как ему задачу перераспределения люди поставят, так он и будет её выполнять. А жизнь – не экономическая система, тут своя справедливость. И вообще кончай умничать, у меня от тебя изжога начинается. Живи просто и будет тебе и счастье, и справедливость, – он поднялся и, потягиваясь, пошёл к своей кровати. Разулся и, улёгся, закинув руки за голову. – Иди, поспи. Через месяц все сам узнаешь, и про монастырь, и про справедливость. До суда больше месяца не ждут, – уже засыпая, пробормотал он.
