class="empty-line"/>
— Да, сэр, вы меня правильно поняли, — сказал мужчина в фиолетовом перуке[9]. — По лесу Брайартуса бродит монстр.
— Угу, — рассеянно кивнул Хадсон Грейтхауз.
Информация долетела до его ушей, однако он не смог на ней сосредоточиться. Очень уж отвлекал перук этого джентльмена. Какого он цвета? Фиолетовый? Сиреневый? Лавандовый? Он стягивал на себя все внимание Хадсона, и было чрезвычайно сложно осмыслить то, что вырывалось изо рта мужчины. А рот этот, к слову, был полон зубов размером с могильную плиту. По правде говоря, все пропорции этого человека казались странными: были слишком большими там, где им стоило быть меньше, и слишком маленькими там, где им стоило быть больше. Впрочем, Хадсон был уверен, что его собственное восприятие искажено — третья кружка эля вчера вечером в таверне «С-Рыси-на-Галоп» явно была лишней и, похоже, все еще оказывала на него влияние.
Но, Боже, этот перук!
Все-таки сиреневый, — решил Хадсон. Возможно, мужчина попытался покрасить его самостоятельно, например, в желтый или серебристо-серый, и получил такой печальный результат.
— Вы слушаете, сэр? — встревожился мужчина.
— Слушаю! — Ответ прозвучал слишком резко и был дан слишком быстро. Хадсон с трудом оторвал взгляд от сиреневого безумия и постарался сосредоточиться на том из двоих своих собеседников, что был помоложе. Ему было около тридцати, тогда как его спутнику под сиреневым перуком было слегка за шестьдесят.
— Отрадно слышать, сэр, — сказал второй мужчина. Он будто говорил с набитым ртом, а лицо у него было мясистое и рябое. В уголке левого глаза розовели старые боевые шрамы, свидетельствовавшие о его непростой жизни. — Мы с мэром ван Деккером не хотели бы думать, что проехали пятьдесят с лишним миль, чтобы рассказать нашу историю человеку, который витает в облаках.
Хадсон слегка поерзал на стуле за столом, почти не скрипя. Выражение его лица было холодным, хотя внутри разгорелся огонь. Он не думал, что его когда-либо оскорбляли сильнее. Его называли бездельником, хулиганом, негодяем, лентяем, солдатом удачи, оппортунистом, бандитом (когда ему это было выгодно), развратником (в тех же случаях), несдержанным хамом, вонючим троллем, пустой башкой и сукиным сыном. Но чтобы сказать, что он витает в облаках? Такое оскорбление вполне могло повлечь за собой дуэль, если б эти двое не пришли по этому адресу и не предложили деньги за решение своей проблемы. А поскольку цель недавно основанного нью-йоркского офиса агентства «Герральд» в доме номер семь по Стоун-Стрит, сегодня, в 1702 году, заключалась именно в этом, Хадсону надлежало вести себя прилично и соблюдать такт.
— Что ж, ладно, — сказал Хадсон, давая себе время забыть о нанесенном оскорблении, как если б оно было грязным нищим, которого только что выгнали из кухни. — Давайте начнем сначала, хорошо?
На столе перед ним лежал белый лист. Он обмакнул перо в чернильницу и с готовностью занес его над бумагой. В этот дождливый день второй недели сентября ему вдруг послышался далекий громовой раскат. Отчего-то это показалось ему предзнаменованием грядущих событий. Впрочем, все могло быть не так плохо. Возможно, ему просто предстоит немного запачкать ботинки.
Клиенты назвали свои имена и должности, как только прибыли — то есть, несколькими минутами ранее, — а также рассказали, как именно добрались до дома номер семь по Стоун-Стрит. Виллем ван Деккер с сиреневой гривой был высокопоставленным человеком, мэром города Брайартус в Нью-Джерси, а груболицый Дирк Слит — старшим констеблем. Вчера вечером они прибыли в Нью-Йорк. Сегодня утром направились в мэрию за советом по поводу своей проблемы. За этим последовала короткая аудиенция у Гарднера Лиллехорна, в ходе которой напыщенный и хвастливый главный констебль Нью-Йорка сообщил своим посетителям, что их положение, конечно, достойно сожаления, но находится вне юрисдикции закона, поскольку ничего невозможно доказать. По крайней мере, Лиллехорну хватило приличия направить ван Деккера и Слита в агентство «Герральд», поэтому теперь они занимали два кресла перед столом Хадсона и в который раз излагали свою проблему.
— По лесам Брайартуса бродит чудовище, — сказал мэр, чье лицо кривилось при одном упоминании об этом. В его голосе послышался гнусавый голландский акцент, который раздражал английский слух Хадсона. — Это существо совершило убийство, и его не удалось поймать или задержать. Нам нужен кто-то, кто найдет эту тварь и избавит нас от нее, прежде чем она убьет снова.
— Чудовище, — повторил Хадсон. Его угольно-черные брови приподнялись: сначала левая, пересеченная неровным шрамом, а затем правая. Перо в его руке не сдвинулось ни на йоту. — В вашем лесу?
— Да, в нашем лесу, — кивнул Слит, чье самообладание явно иссякало. — У вас такой же взгляд, какой был у констебля Лиллехорна сегодня утром! Это серьезное дело! И, как я уже говорил, не хотелось бы думать, что мы проехали…
— Пятьдесят с лишним миль, над которыми не стоит насмехаться. — Хадсон натянуто улыбнулся и придвинул настольную свечу немного ближе к бумаге, поскольку сгустившиеся за окном облака погрузили офис в полутьму. Непрекращающийся дождь барабанил по стеклу, за окнами висел серый сумрак.
Хадсон задавался вопросом, как там поживает Мэтью.
Этот мальчишка весьма преуспел в деле, которое они между собой называли делом Королевы Бедлама. Избежал смерти, наворотив при этом кучу дел. Хадсон думал, что этот пугающий опыт заставит Корбетта при первой же возможности уйти в отставку и забыть, что он когда-то пытался быть решателем проблем. Однако мальчик успешно раскрыл тот инцидент, связанный с Клубом Вечный Дев[10], а сейчас находился далеко за рекой, помогая человеку, у которого украли лошадь во время нечестной игры в «Джинго»[11] в придорожной таверне. Хадсон предложил составить Мэтью компанию, так как знал, что псы, обитающие в тавернах, больно кусаются, когда им бросают вызов. Но Мэтью сказал, что должен сделать это сам, поэтому Хадсон, вопреки своим принципам и голосу здравого смысла, пожал плечами и позволил мальчишке самостоятельно вызволять лошадь из логова воров.
Что ж, удачи ему! Хадсон надеялся, что Корбетт вернется целым и невредимым.
Интересно, дело в той лишней кружке эля, сделавшей его слишком сентиментальным, или он и вправду искренне беспокоился о мальчике?
Нет. Конечно, нет.
В конце концов, мальчик неплохо себя показал в том недавнем деле с «Четырьмя Фонарщиками». Боже, и почему ту ужасную музыку просто нельзя стереть из памяти?
Нет, он просто перебрал
