сознания. Эти полидемонистические магические религии встречаются даже у диких народов только как остатки[164]. По слабости умственного развития анимистов мысли их не могут отличаться определенностью и ясностью, и различие между их наполовину сознанными бледными представлениями о духовных существах, не имеющих известной отчетливой формы, и миром антропоморфических божеств, обладающих характерными свойствами, полных жизни, имеющих почти осязательную реальность, до того громадно, что, кажется, между этими двумя религиозными стадиями нет ничего общего; они так же мало похожи одна на другую, как жалкий, скудоумный тунгус или австралиец не похож на обладающего богатой фантазией и высокой цивилизацией политеиста египтянина или грека. Еще больше мы удалимся от миросозерцания малокультурных людей, если перейдем в область религий этических, в особенности тех из них, которые имеют универсальное значение. У низших рас в умственной и общественной жизни происходит то же самое, что мы замечаем в мире физическом у более простых организмов, жизненные процессы которых по своей несложности не требуют многих отдельных органов, и различные отправления не отделяются резко друг от друга и не образуют обособленных систем. Религия, право и искусство и даже те зачаточные воззрения, возбужденные явлениями мира и человеческой жизни, называемые некоторыми учеными философией дикарей[165], в этом периоде развития народов не могут составлять отдельных категорий, и намечать границы между разнородными первыми попытками сознательной деятельности человека так же трудно, как провести грань, отделяющую простейшие растения от простейших животных.
У анимистов душа человека после его смерти и дух как отдельное существо, не имеющее видимого отношения к какому-нибудь прежде жившему человеку, постоянно смешиваются, и потому бывает трудно определить, о какого рода духе идет речь в данном случае. Такое смешение тем более естественно, что анимисты одухотворяют не только человека, но и весь видимый мир. В воззрениях малокультурных людей на духов мы можем различать два наслоения: 1) более древнее и чисто анимистическое, признающее, что душа присуща предмету или явлению и составляет с ним одно целое, и 2) позднейшее, являющееся переходом к антропоморфизму, когда явление или предмет кажется жилищем особого духа, обыкновенно человекообразного и, обусловливая его деятельность, отличается, однако, от своего обладателя. Разумеется, нигде представления обоего рода не встречаются в полной чистоте; они перемешаны и в миросозерцании различных народов могут иметь только больший или меньший перевес. Указав на две стадии в развитии учения о духах, мы не будем, однако, строго их разграничивать, имея главным образом в виду характеристику демонологии шаманистов, поскольку она влияла на появление шаманства, оставляя в стороне вопросы, относящиеся к области развития религиозных представлений у различных народов. Трудность исследования верований в духов заключается в том обстоятельстве, что источники этнографические редко различают духов от богов; большею частью путешественники называют богами духов или же, наоборот, духами – вполне индивидуальные божества. Но случается, что сами туземцы имеют особые термины для богов и духов. Так, полинезийцы отличают богов атуа от духов варуа, а таитяне считают духов ороматуа существами, занимающими среднее место между богами и людьми. Этих духов они признают еще демонами, образовавшимися из прежде умерших людей, и воздают им поклонение. Жители острова Ньяса не знают особых богов[166] и ограничиваются верою в злых и добрых духов[167].
Но у большинства народов духи составляют только особый разряд среди обитателей другого, высшего мира. Некоторые из них более отделены от окружающей природы и имеют значение самостоятельное, не связанное с известным предметом или явлением. Сиу-тетоны имеют особых духов-охранителей, и каждый тетон может получить от подобного покровителя сверхъестественную силу; он становится невидимым для врагов или же для своего спасения превращается в маленькую птичку[168]. У томских самоедов лохеты, или лосеты, у обдорских хахе, или сьядеи, у остяков ланка – незримые духовные существа, недоступные для обыкновенного человека, влияют, подобно тадебциям европейских самоедов, на его судьбу и могут быть овеществлены шаманами[169]. У бурят добрые духи тенгри борются со злыми демонами читкурами. У тунгусов черный бог, или дух Хархи, живет в отдаленных непроходимых тайнах на севере; у него огромные, огненные навыкате глаза, плоский нос, чудовищная голова, его черные волосы на голове и бороде – все равно что тайга после бури, он ходит всегда в черном тунгусском платье и принимает разные виды на пагубу человеку: то обернется огромным медведем, то представится волком или сохатым. Якуты своего злого духа именуют абысы; он тоже может превращаться в различных животных, а камчадалы хитрого и обманчивого духа, приносящего им вред, называют канной[170]. У черневых татар на Алтае главный злой дух Эрлик-хан окружен многими прислужниками; кумандинцы называют его кебенско, а телеуты – янгыз-конек; в сказках он представляется хромым и кривым. В числе злых духов узют представляет пример мертвеца, превратившегося в злого духа; он причиняет болезни. У черневых татар имеется, подобно тому как и у других алтайцев, эрке – домовой; у последних он называется эжано сапна – хозяин юрты. Алтайцы верят еще в кривого духа, который называется чулмыс. Полный его титул – кривой черный богатырь Янызкостю. На перекрестках дорог, перевалах происходят собрания духов тургаки, отчего эти места считаются весьма опасными[171].
На образование духов из душ умерших указывает верование якутов, по мнению которых души давно умерших знаменитых шаманов делаются демонами[172]. Такого же происхождения оказываются у бурят дахулы – враждебные существа, бывшие прежде душами умерших людей, муму бун, т. е. дурная птица, бывшая душой девушки и ада – нечто вроде русского домового. Ада буряты представляют в виде человека маленького роста с особенным ртом, каким-то продольным и расположенным под челюстью. Ада превращается в ребенка, девочку, но иногда в собаку или даже надутый пузырь. Если ада принимает вид человека, то человек-оборотень держит рот свой в рукаве, чтобы скрыть уродство. Ада имеет особый запах, похожий на запах лука. Если ада убить, то он оказывается маленьким зверьком. Филин очень вредит ада и даже убивает его. Так как сам ада вредит преимущественно детям, заставляя нередко покидать юрту из-за этого, то при детях держат или живого филина, или его шкурку[173]. Весьма типичен вотяцкий дух корка-мурт, т. е. домовой – пожилой мужик в тулупе, вывернутом наружу. Он невидим, но его можно ощупать. По природе корка-мурт близок к человеку, так что вместо человеческих детей подменивает своих собственных, но стоит нашить крест, чтобы подобные дети опять вернулись в прежнее состояние. К числу домовых относится гид-мурт; он ухаживает за лошадьми. Это маленький старикашка в ¼ аршина ростом; природа его настолько материальна,
