Книга В запредельной синеве - Карме Риера

Присутствие Консула развязало язык Агило, который, пока ждал приятеля, почти не открывал рта. Сейчас же он пустился в рассказы о своих приключениях, и особенно о последних чудесах, свидетелем которых был. Пока все лакомились черными оливками, он поведал, как в порту Генуи – дальше последовало описание точного места, где все происходило, – в часовне Святого Эльма один монах-проповедник воскресил на глазах присутствоваших человека, который всего за час до этого упал, словно громом пораженный, а изо рта у него пошла пена. Все это случилось с ним, когда он обвинил святого отца в том, что реликвии, при помощи которых тот исцеляет страждущих, – фальшивые. Якобы это вовсе не частицы мощей святого Луки, а украденные с кладбища кости какого-то несчастного бедняка, чью могилу разрыли, чтобы облапошивать добрых христиан. Монах вознес краткую молитву, прося Бога простить эту заблудшую душу за ложь, потом возложил на голову упавшего берцовую кость святого – и тот чудесным образом воскрес. Спасенный со слезами на глазах подтвердил, что слова его были злобным наветом, и вознес Господу хвалы вместе с остальными прихожанами, которые щедро наполнили деньгами суму отца-проповедника, не перестававшего благодарить Отца Небесного.

Только Консул, выслушав эту историю Пере Онофре, заметил, что оба мошенника – и монах, и воскрешенный – явно состоят в сговоре. А Габриел Вальс добавил, что священников и монахов, которые торгуют фальшивыми чудесами, немало оттого, что слишком много на свете легковерных простофиль.

Все сели за стол, но эскуделья Агило остывала, а он так и не опустил в нее ложку. Он рассказывал, что в Марселе был знаком с одним капитаном пиратов, у которого была мартышка, прислуживавшая ему лучше всякого раба. А еще у этого капитана (по всем признакам, фламандца) был слуга, который одним только криком, словно прицельным выстрелом из лука, разбивал стекло на мелкие осколки. Однако удивительные способности, данные ему от рождения, по непонятным причинам не исчерпывались мощным голосом: он еще мог сгибать столовые приборы из серебра одной лишь силой взгляда. А между вторым блюдом и десертом Пере Онофре поведал, что знал одного человека, который умел летать. Так вот, тот скопил у себя дома целую гору перьев – вроде как для набивки тюфяков, чтобы никто ничего не заподозрил. Ему уже осталось всего ничего до осуществления задуманного, поскольку после наблюдений за полетом птиц – от голубей до стервятников и орлов – он рассчитал соотношение веса тела к длине оперения и стал подбирать клей и ремни, чтобы прикрепить к рукам искусственные крылья.

История о летающем человеке больше всего заинтересовала собравшихся: все начали задавать вопросы и выпытывать подробности. Больше всех в этом деле разбирался Консул, поскольку читал книгу, изданную в Лондоне неким Франсеском Голдвином, в которой описывались приключения одного типа из Севильи по имени Доминго Гонсалес, который летал на Луну.

– Но сделал он это иначе, чем твой приятель, – очень серьезно сказал Консул. – Не брал он и орлиных крыльев, как об этом писали древние. Гонсалес использовал плетеную из ковыля корзину, к ней веревками привязал двадцать пять дрессированных гусей, которые выдерживали его вес и могли лететь куда угодно.

– Все это либо плутовство, либо – козни дьявола! – оборвал его шорник Понс.

Но Консул, не обратив внимания на это высказывание, продолжал уверять, что читал об этом собственными глазами и может показать книгу.

– Ты, конечно, ничего не поймешь – ведь она написана по-английски, – прибавил Консул, – но я могу перевести ее тебе.

– А… Теперь все понятно, – сказал Понс. – Ты сам не слишком силен в английском и наверняка что-нибудь не так понял.

– Ну и как, добрался этот Домингес до Луны? – спросил Микел Вальс, который был заинтригован этой историей и совершенно не заметил скепсиса шорника.

– Конечно! И обнаружил там совершенно другой, чудесный мир, много лучше нашего. Селениты – так называют себя обитатели этого светила – выше и сильнее нас. И гораздо, гораздо лучше. Они никогда не лгут, а наибольшей их добродетелью является верность. Никогда там брат не предаст брата, а друг – друга. Когда рождается ребенок, то селениты по его внешности сразу знают, будет ли он добродетельным, и если видят, что он склонен ко злу, то тайно отправляют дитя на Землю и обменивают на одного из нас…

– Ты хочешь сказать, Консул, что веришь в эти россказни? – на сей раз рассказчика прервал торговец Жорди Серра. – Я думаю, что этот Домингес – сумасшедший, а упомянутый тобой Голдин или Голвин, как там он зовется, поверил ему, как последний осел, записал этот бред и издал.

– Я не путешествовал с ним в одной корзине, конечно, – сказал Консул, – но заметь: Колумбу тоже никто не хотел верить, а он открыл-таки Индию.

– Ну да: проплыв по морю, на каравеллах, как положено, – снова возразил Серра. – Воздух же не создан, чтобы человек по нему летал. На то есть птицы.

– Ну, это ты так думаешь! – подал голос Вальерьола, решивший внести в разговор свою лепту. – Возможно, вы не знаете, но пророка Аввакума ангел перенес по воздуху из Иудеи в Вавилон, чтобы тот пришел на помощь пророку Даниилу. Ангелы и демоны летают, летают и ведьмы…

– Ведьмы, ведьмы! – закричала Катерина Боннин, которая до того момента вела себя тихо, но упоминание ведьм привело ее в крайнее возбуждение, заставило забыть об обеде и выскочить из-за стола.

– Мы этого не увидим, но придет день, когда человек – господин земли и моря – завладеет воздухом и создаст корабли, чтобы бороздить небесное пространство. Будьте уверены! – сказал Вальс.

– То, что ты узнал из книги путешествий, Консул, я читал в одной древней книге, – произнес Агило. – Там рассказывалось об одном петухе, который долетел до неба и узнал все тайны Природы: отчего горят звезды и меняется луна, по какой причине происходят землетрясения и дуют ветры, но он сохранил все это в секрете.

– И это ты говоришь? – воскликнул Консул. – Откуда ты знаешь, что это не шутка – путешествие этого петуха? Или ты веришь рассказам Зопета, что были времена, когда животные разговаривали, орлы летали на небеса, и не только они, но и верблюды с жуками?

Уже подали на десерт фрукты и сладости, когда Шрам, смотревший на все широко раскрыв глаза, попросил Пере Онофре поточнее описать своего знакомого, стремившегося летать, – как того зовут и где тот живет.

– Его имя не имеет значения, потому что живет он не на Майорке, но если ты хочешь сбежать отсюда, то я выправлю тебе разрешительные бумаги, и ты спокойно уедешь по морю, поскольку я нахожу, что это более естественный способ покинуть остров.

– Речь вовсе не обо мне, – горячо заверил Кортес, почувствовавший себя неловко. – Мне нет никакой необходимости уезжать отсюда. Я это так, из любопытства спросил.

– Я так и подумал, – заключил Пере Онофре, чувствовавший себя сбитым с толку, потому что из-за возникшей дискуссии не мог сообразить, как ему вновь завладеть всеобщим вниманием. – Что касается моря, – громко сказал он, воспользовавшись тишиной, – знаете ли вы, что в Голландии один мудрец высчитал, сколько нужно губок, чтобы высушить всю гавань в Антверпене…