class="p1">Мы тронулись?
Мы едем…. Да, мы едем…. Точно. Мы точно едем…
Чувствую, как покачивается автобус выполняя манёвры в узких переулочках центра города, как начинает набирать скорость выезжая на шоссе.
И вместе с размеренным покачиванием автобуса, на меня волнами накатывает осознание того, что произошло…
Смогу ли я зализать свои раны вдалеке от него?
Трясёт мелкой дрожью. Слёзы ручьями по щекам. Отходняк начался. Разом все чувства нахлынули: боль, обида, разочарование и жалость. Так жалко себя становится. За что мне всё это? Я ведь просто его любила…
Стискиваю зубы, чтобы не разрыдаться в голос и нечаянно цепляю зубами кожу на груди Венера…
— Эй, — вскрикивает он, — не здесь же, а? — отодвигает мою голову от себя аккуратно. — Давай, Динарочка, успокаивайся. Всё хорошо.
Я отпрянула от него, как от прокажённого:
— Ты что, даже так умеешь?
— Конечно! — ухмыляется. — А ты думала я дебил? Смотри что покажу…, - наклоняется ко мне и берётся пальцами за кончик своих идиотских усиков, тянет и они плавненько так — отклеиваются. — Ну как тебе?
— Ух ты, — выдыхаю, — намного лучше тебе без них. А волосы?
— Блин, Дин, — волосы крашу, да, потому что я, — наклоняется к моему уху, — рыжий!
— Да ладно?
— Да, представляешь! Мама у меня рыжая, папа — рыжий, ну и я тоже. — ржёт, — как же по другому-то, я же их сын. А рыжим, сама понимаешь, в нашем славном коллективе — не место. Вот и приходится краситься. Парик не прокатит. Ещё слетит нафиг. Или кто-нибудь из вас, толстожопых, — опять включает манерное растягивание, — стащит его с меня прямо на сцене. И останусь я без премии, как рыжий.
Я смеюсь, так забавно он это всё рассказывает.
— Венер, слушай, — наклоняюсь к его уху — ты не видел, они там сильно друг друга поколотили? — волнуюсь за них.
— Нет, не сильно, не переживай. — непривычно его нормального видеть, как будто и не он совсем, а кто-то другой, незнакомый. Только глаза его на меня сейчас смотрят, красивые такие глаза, цвета чайного дерева. — Не успели. Их наша мама разогнала. Да успокойся ты — гладит меня по голове, как маленькую. — синяки мужчин украшают. До твоего приезда всё пройдёт и забудется. Спи давай, а то дёрганная вся, лица на тебе нет.
— Динара…, - через сиденье перевешиваются девочки, — а что это было там на стоянке? А? Ты же у нас вся правильная такая? Это кто такой тебя провожал?
По автобусу волной прокатились шепотки и хихикания…
Я сжалась вся от напряжения…
— Кыш отсюда, — повернулся к ним Венер
— Так, ржач прекратили, — Зубайда берёт ситуацию в свои руки, — объявляю час тишины. Кто нарушит, высажу посреди дороги и потопаете с чемоданами обратно домой.
Все резко замолкают…Не родился ещё такой смельчак, чтобы с нашей Зубайдой в споры вступать.
— Венерчик, ты у нас уже без униформы что ли? — смотрит на соседа, улыбается. Я даже и не знала, что она у нас улыбаться умеет.
— Так паспортный контроль скоро, — включает манеры Венер, — могут ведь и в самолёт не пустить. Вживаюсь в роль.
По автобусу опять пронёсся дружный смешок…, но на этот раз ей даже говорить ничего не пришлось — взгляда хватило.
— Фомина, — никогда по имени меня не называет. — ты у нас с Венером в гостиницу заселяешься.
Глава 14
Пётр
«Эй петухи ощипанные…» — раздался зычный бас перекрывающий все голоса вокруг.
Я ошалел от неожиданности и встал как вкопанный…
Баба. Это баба орёт.
Невысокая, коренастая, с чёрными волосами, собранными сзади. Смотрит на нас своими чёрными глазками — в упор. Вроде ничего особенного, страшная даже, но такая энергетика от неё прёт, моща такая… Такая точно коня на скаку остановит, и не одного …
— Это кто Валер? — меня с армии никто так не строил. — Это она нам сейчас? Ничего себе баба бессмертная….
— Администратор, — дышит тяжело, никак успокоиться не может. Волосы на голове поправляет. Отрастил волосы, как баба блин.
Я тоже дыхание восстановить не могу — разозлился не на шутку, когда его рядом с Диной увидел. Рукавом рубашки губу вытираю. Всё-таки разбил мне губу — сволочь.
— Я бы её на работу взял — на стройку. Мужиков строить.
— Или ко мне можно. — предлагает Валера, — В сопровождение кому-нибудь. С такой не забалуешь. Ключи давай, — протягивает руку, — эта точно разнесёт твою тачку на раз, за ней не заржавеет.
— Там жена моя, если ты забыл…, поговорить с ней хочу.
— Отпусти её, пусть едет. Отдохнёт немного от тебя, успокоится. У тебя сейчас веселье такое начнётся, что мало никому не покажется. Не надо её втягивать во всё это говнище… Разберись сначала в своих делах.
Лезу в карман за ключами, а перед глазами опять картинка всплывает, как Валера жену мою целует. Взрываюсь моментально.
— Ты целовал её придурок, — кидаюсь на него с кулаками, — я тебе сказал — присмотреть, а не подкатывать к ней.
— Не целовал я её, — держит меня за руки. У самого глаза горят бешеным огнём. Готов в любую минуту мне лобешником своим нос разхерачить.. — Она не разрешила…
В груди тёплой волной разливается удовлетворение: моя Динара не разрешила себя поцеловать другому… Умница девочка. Одна на миллион.
Ладно. Протягиваю ему ключи…
И наблюдаю, как автобус отъезжает, кровь в голову ударяет. Умом всё понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Не должна она была уезжать. Кулаки с силой сжимаю. С трудом сдерживаю себя.
В груди всё клокочет. Так и хочется раздолбать этот автобус, в бочину на скорости въехать. Корёжит всего. Не хочу её отпускать. Моя ведь. Моя от кончиков пальчиков на ногах, до макушки. Вся моя.
— Давай я сейчас машину Динары отгоню на стоянку и отвезу тебя домой. Ты опять за руль пьяным сел… — смотрит недовольно, надзиратель.
— Я не пьяный…
— А то я не вижу…
Не отвечаю на его выпад.
— За машиной завтра водителя отправь, пусть к дому подгонят.
— Её в сервис надо. Дина просила.
— Тебя просила? — вспыхиваю опять. — Ты мне, её мужу, сейчас говоришь, что, она просила тебя отогнать её машину в сервис, а не меня?
Мать твою…
— А тебя она не успела попросить, — отбегает и садится в машинку Дины, а я начинаю нарезать круги. Хожу и пинаю бордюры от злости, отшибая себе пальцы.
Не успела она меня попросить…
Гадство!
Дико хочется сейчас что-нибудь сломать…или подраться с кем-нибудь. Или напиться в стельку, на худой конец.
— Поехали ко мне, — предлагаю, как только друг возвращается, — напьёмся. Не хочу