был в ярости, которая никак не давала ему успокоиться. Наоборот, изнутри него рвались оскорбления, проклятья и угрозы.
— Что⁈ Ты, чертов коммуняка, издеваешься надо мной⁈ Почему мы ведем войну, спрашиваешь⁈ Вот, поэтому и ведем! — с жаром говорил немец, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать во весь голос. — Вы, русские, дикари, варвары, недочеловеки, которые по великой случайности занимают столько места. Вы монголы, не создавшие ничего великого! Вся ваша история — это история зависти, предательства и коварства!
Он и не заметил, как стал выдавать за свои собственные мысли цитаты фюрера, с которыми был полностью согласен.
— Вы же даже проигрывать цивилизованно не можете. Ваша армия разбита, сотни тысяч солдат сдались в плен, ваши города и заводы в руинах. Не сегодня — завтра Гудериан со своими танками войдет в Москву, а вы все стреляете, — продолжал Золлинген. — Вы звери, животные, которые не понимают ценность своей жизни! Тысячу раз был фюрер, когда призывал кастрировать всех славян, чтобы они не размножал…
Больше он ничего не успел сказать. Голову его пронзила резкая боль, которая вдруг сменилась ощущением чего-то склизкого копошащегося в самой его макушке. Словно клубок змей самым невероятным образом оказался внутри него…
-//-//-
Уходя из деревни по глубокому снегу, друид то и дело сплевывал. Но избавиться от мерзкого ощущения все никак не удавалось. Сейчас он уже глубоко жалел, что решился опробовать на том странном воине тайное умение друидов — чтение памяти. Настолько сильный эмоциональный удар в ответ получил, что до сих пор отойти не получалось.
— Странно… И они называют себя высшей расой, — та часть чужих воспоминаний, которые ему удалось «увидеть» никак не отпускали его, возвращаясь снова и снова. Всякий раз краски становились более яркими, живыми, вызывая еще большую тошноту. — Они объявили себя равными Богам, а других пылью под своими ногами…
Перед его глазами появлялись жуткие по эмоциональной силе картины… По улицам катились странные повозки с корчащимися внутри них людьми… В печах сжигались сотни и сотни синюшных тел… У маленьких деток, похожих на скелетики, высасывали кровь… С людей сдирали кожу и делали из нее сумки для вещей.
В какой-то момент Гвэн остановился, не в силах больше идти. Он опустился на колени и, выдохнув, с головой зарылся в снег. Надеялся, что хоть так немного встряхнется и выбьет из головы все это.
— А если это Место скорби? Если я в ад попал? Ведь, тот отражение нашего мира, его изнанка, — посетила его странная мысль, заставившая подняться на ноги. — Где еще, как не в аду, может быть такое? Они делают из человеческой кожи сумки, Великий Лес! — потрясенно добавил он, хватаясь за голову. Перед глазами как раз стояла именно она, небольшая изящная кожаная сумочка телесного цвета. — Они хуже каннибалов и некромантов пустоши. Эти нелюди убийство сделали обыденностью.
Резко тряхнув головой, Гвэн пошел в глубь леса. Теперь ему, по крайней мере ясно, на какой он стороне, и что он должен делать
— Вот, значит, какое испытание мне выбрал Великий Лес, — шептал он, пробираясь по глубокому снегу. — В кровавом мире защитить чистую душу…
-//-//-
Еще несколько дней назад Зоя считала, что ее жизнь разделилась строго на две части — до 22 июня и после него. Там осталось все самое светлое, что только было у нее — школьные товарищи, праздники, вечерние прогулки, веселые игры с братом. Здесь же, наоборот, собралось все самое тяжелое, страшное, неподъемное и печальное.
Она уже не ждала ничего хорошее от каждого нового дня, как это было раньше. Новое пробуждение становилось для нее очередным испытанием на прочность и веру в себя, родных, товарищей и Отечество. И, скрепя зубами, Зоя шла вперед, давя глубоко внутри себя страх, жалость к себе, боль и стыд. Выбранный ею путь вел к жертве, что она знала и ждала.
Только теперь все изменилось…
Впервые за долгое время девушка начала улыбаться. Все чаще исчезали тяжелые морщины на ее лбу, взгляд теплел, а в глазах появлялась надежда. И связано это все было с появлением в ее жизни одного загадочного человека со странным именем Гвэн.
— В самом деле, какое необычное имя… Может испанское? Кажется, есть в нем что-то такое восточное, их жарких стран, — раненный пилот все еще спал, поэтому говорила Зоя сама с собой. Тем более за домашними хлопотами и разговорами время летело совсем незаметно. — Похоже, оттуда и эти его вопросы. Он же самого простого не знает. Ха, надо же про Владимира Ильича не слышал… Правда, чудной какой, как будто из дремучего леса вышел. Точно! Как Маугли!
Зоя едва не закричала. Пришедшая в голову догадка очень хорошо объясняла все эти странности. Она же читала про такие случаи, когда староверы или преступники долгое время в тайге жили в дали от всех. Когда же выходили к другим в большой город, то вели себя именно так. Прямо как малые дети: про все спрашивали, не понимали самых обыденных вещей.
— Именно так. Жил, наверное, с родителями в лесу с самого рождения. А с началом войны вышел, — с загоревшими глазами продолжала размышлять она, не переставая размешивать похлебку в туеске. — Скорее всего, там и научился всяким своим штучкам…
Упоминая «всякие штучки», девушка изобразила неопределенный жест в воздухе. Сейчас все ей казалось складным и укладывалось в понятный образ лесовика-отшельника: и удивительно целебные снадобья, и необычные знания, и странные разговоры про Великий Лес.
— Вот бы все эти штучки нашим врачам, чтобы раненных на фронте спасать… Ой, — вскрикнула Зоя, вспомнив, что нужно как можно чаще раненного летчика поить отваром. — Совсем заболталась.
На четвереньках подползла к лейтенанту, прихватив небольшой туесок. Тот еще спал, а будить его не очень хотелось. Когда спал, почти не стонал.
— Хм… А как там интересно… — не удержавшись, Зоя оттянула вверх штанину. Ей ведь до сих пор не верилось, что гангрену можно было вылечить какими-то там травками и корешками. Это же старые суеверия, сказочки, в которых Баба-Яга варила в казане волшебное снадобье. Только наука может помочь человеку. Только с гангреной даже советская наука не может справиться. — Ой, мамочки!
Ее брови медленно поползли вверх. Открывшееся ее глазам зрелище было поистине невероятным.
— Как же это так? Я же собственными глазами видела, что там все черным-черно было, — она еще выше подтянула брючину. Пальцами снова и снова касалась чистой розовой кожи. Гладила, не веря своим глазам. — Гангрену же невозможно вылечить… Мама еще про это говорила.
И когда она вновь коснулась ноги летчика, тот тяжело вздохнул. С губ сорвался протяжный стон.
— Эй… Ты… Как тебя зовут?
— Зоя, — девушка уже наклонилась к нему с отваром. —
