вас находится набор продуктов. Кто помнит, что мы будем готовить?
— Макаронс! — звучит нестройным рядом.
— Макароны? — улыбаюсь в камеру. — С мясом? Или томатами? А может, с сыром?
— Не-е-е-ет. Макаронс!
— Макаронс? Это что-то другое? — делано-удивленно распахиваю глаза.
— Да-а-а!
— И что же? Аля…
— Это десерт!
— Гоша?
— Это такие круглые вкусные штучки…
— Нина?
— Разноцветные пирожные.
— Тогда уж печенье, — поправляю я. — А точнее — французский вариант миндального печенья с хрустящей корочкой и ароматной начинкой. Сразу замечу, что процесс приготовления макаронс требует аккуратности и внимания к деталям. То есть это почти волшебство. Кто из вас не боится овладеть магией? Есть такие?
— Я!
— Я!!!
— Что же… Тогда приступим.
Я тянусь за миской и замираю, почувствовав спинным мозгом чужой внимательный взгляд. Бекетов! Вот и что он тут забыл? Отвлекает! Дети оглядываются. И как прикажете удерживать их внимание, когда его на себя перетягивает чемпион?
— Я могу вам чем-то помочь? — вздергиваю бровь.
— Если только угостите этими… как их?
— Макаронс! — в один голос подсказывают дети.
— Ну-у-у, не знаю. Дети, мы угостим этого дядю?
— А он хорошо себя вел? — поправляет на маленьком носике большие очки до этого помалкивающая восьмилетка. Мои губы невольно растягиваются до ушей. Хорошо? Ага. Как же.
— Не думаю.
— Эй! Я только что вот этими руками отмыл огромную витрину! — возмущается чемпион.
А до этого этими самыми руками здорово меня облапал. И мне это понравилось. Мамочки!
— Не знаю, не знаю. Достаточно ли этого?
— Он может помочь нам с готовкой!
— Отличная идея! Смотрите, какой он сильный, ребята! А что это значит? — задорно сощуриваюсь я.
— Что?!
— Мы можем ему поручить самую тяжелую работу!
Самая тяжелая работа — это принеси-подай. Помогаю детям, что-то подсказываю, смешу, а сама нет-нет да и кошусь на Бекетова, которого детишки принялись эксплуатировать со всей широтой не такой уж простодушной детской души. А тот ничего. Хорошо держится. Вовлекается, шутит, находит подход ко всем. Мы так хохочем, что в зал заглядывают то баристы, то официанты. Дети в полнейшем восторге от моего невольного соведущего. Да и я, если честно, тоже.
Раздав малышню родителям и снарядив им остатки пиршества с собой, возвращаюсь в зал, где мне еще предстоит навести порядок. Бекетов дожидается меня там.
— Вкушно! — заявляет он, целиком засовывая в рот печенье.
— Спасибо.
— Ты просто создана для того, чтобы вести мастер-классы для детей.
— Спасибо еще раз. Ты, кстати, здорово мне помог, — не могу не отметить я. — Не думал над тем, чтобы стать тренером? Тебе отлично удается ладить с детьми.
— Вообще-то думал.
— Правда? — Искренне заинтересовавшись, я даже перестаю драить стол. — Так почему ты еще не взял ребят? Дава мечтает о тренировке с тобой.
— Это большая ответственность, — морщится Бекетов.
— А ты к ответственности не привык, — понимающе киваю я.
— Смотря что ты имеешь в виду. Свои обязательства я всегда выполняю.
— Ясно. А ты ведь довольно давно завершил карьеру, да?
— Года четыре назад.
Ну-ну. Готова поспорить, он может сказать, сколько дней и даже часов прошло с тех пор, как он заявил о том, что уходит из спорта.
— И чем ты занимался все это время? Просто болтался по свету?
— А если так? — сощуривается зло.
— А если так, я тебе жутко завидую.
— Чему тут завидовать? — все еще ожидая от меня какого-то подвоха, настороженно интересуется качок.
— Тому, что ты можешь себе это позволить. Хочешь прикол?
— М-м-м?
— Я ни разу не была за границей.
— Серьезно? Ты же еврейка!
— А, ну, в Израиле была, да. Но это не считается. Там все свои. Нет ощущения смены картинки.
— А почему так? Не поверю, что из-за нехватки финансов.
— Да как-то не принято у нас было в семье. Мама ведь — прокурор. У них это не очень приветствуется.
— Прокурор? — кривится Бекетов. — Вот не зря я что-то такое подозревал.
Смеюсь. Собираю грязные миски одну в другую.
— Что? Передумал? Свадьбы не будет?
— Но-но! Меня таким пустяком не испугаешь.
— Тогда завтра встретимся, чтобы… — невольно краснею, — продолжить?
— Да шо ты говоришь такое! — с картинным еврейским акцентом замечает Бекетов. — Я же занятой человек. Давай сегодня? — ловит меня за талию. А я пополам сгибаюсь, утыкаюсь лбом в его твердый живот и смеюсь, смеюсь… Все больше убеждаясь в мысли, что даже если он и тупой, как я изначально было решила, то тупой не безнадежно.
— Эм… Здрасте.
Выпрямляюсь так резко, что голова кружится.
— Дава? Привет.
— Привет, — выступает вперед Сергей, протягивая сыну руку. Тот пожимает ее в ответ, не сводя с нас слегка настороженного взгляда.
— Что я пропустил?
— Ты о чем, милый?
— Вчера ведь как оно было?
— Как?
— Вот именно. А теперь что?
— Что?
— Вот и я про это.
— Погодите, пожалуйста. Я не успеваю. Это что-то на иврите? — усмехается Бекетов. — Можно для несведущих перевести, а то как-то нехорошо получается. Все равно, что на ухо шепотом.
Покусав щеку, с нервной улыбочкой замечаю:
— Дава интересуется, как так вышло, что вчера мы были готовы убить друг друга, а сегодня вон как мило общаемся.
— Тю! Так ведь мы еще вчера со всем разобрались, правда, милая?
Бекетов обнимает меня за талию и целует в висок. Лицо Давида удивленно вытягивается. Я спешу пояснить:
— Это он не всерьез. Я просто решила проучить твою бабулю, а Сергей мне помогает.
— Понятней не стало, — заявляет Дава, — но ты девочка взрослая, думаю, знаешь, что делаешь.
— Мне нравится этот парень, — оскаливается Бекетов. Я закатываю глаза. У меня та еще семейка. Я вполне осознаю, что со стороны мы можем кому-нибудь показаться полными неадекватами, а Сергей, вон, ничего. Отлично держится.
— При учете, что вы метите на место моего бати, это не может не радовать.
Я вскидываюсь.
— А, так ты все-таки прочитал эти бредни?
— Почему сразу бредни? — возражает Бекетов.
— Ты знаешь! — возмущенно топаю я, а потом объясняю для Давы: — Все сообщения о нашей помолвке с Сергеем — туфта. Но они играют нам на руку, пока мы с твоей бабулей в контрах.
— Кто бы мог подумать, что ты умеешь использовать такие грязные приемы, мама, — лыбится Давид.
— Жизнь чему хочешь научит, — бурчу я. — Главное — не вздумай брать с меня пример.
— Ну, это уж от меня не зависит. И вообще. Я за тебя очень переживаю.
— Переживай за что-нибудь другое. Например, за свой маникюр.
— А я просил тебя — запиши меня. Ты записала?
— На когда? У тебя то школа, то тренировки.
— То у тебя свидания.
— А что, ты против?
— Да нет, конечно.
— Вот! Чудо, а не ребенок, — как будто делал это тысячи
