Он прикольный. Правда прикольный. И теперь уже я пишу, стираю и пишу, взвешивая каждое слово:
— Ладно. Хорошо. Меня зовут Нелли Кузнецова, мне восемнадцать и я отличница, неформалка и Ведьма.
— Так, стоп. Отличница?
— Да, но не ботан. Ясно?
— Ах, ну, да, конечно. Все кругом ботаны, кроме меня…
— Ты опять?
— Ну, а что с ведьмой? Как это тебя так угораздило?
— Тупая история, под стать звездам моего класса. В рабочей тетрадке по окружающему миру была картинка с видами рыб: нельма, селедка, рыба-ведьма — может, помнишь? Так вот: наша самая главная стерва не придумала ничего умнее, чем обстебать мое имя. Так я и стала ведьмой. Не ищи логику, она вышла из чата. Однажды, по указке все той же зазнавшейся стервы, дуболом Вовочка Бобров запер меня в темном кабинете. Я просидела там до позднего вечера — к счастью, охранник решил пройтись по этажу и услышал крики и стук. Утром я вышла к доске и во всеуслышание объявила, что Вова повел себя, как скотина, и в наказание его настигнет моя магия: разобьет понос. Веришь, или нет, но так и случилось. Он слег в больницу с кишечной инфекцией и вернулся только через две недели — бледный и худой. Так что, Ведьма — это уже не просто прозвище. Это призвание. Ну как, страшно?
— Нет. С с ведьмами у меня разговор простой — инквизиторский. Двухлитровая клизма со святой водой и розги.
— Это, пожалуй, лишнее.
Хохочу и жду, что еще выдаст Глеб, но он пропадает из сети. Экран гаснет, в нем возникает бледное небо и черные ветки, а я с ужасом обнаруживаю, что слишком много о себе нагородила.
Звонит Алина, просит купить творожок для Бори, и я вру, что не могу говорить, потому что начался урок.
Прогуливаюсь по парковым аллеям, долго стою на пешеходном мостике, вглядываюсь в мутную воду главной городской речки и любуюсь доживающими свой век фонтанами. Несмотря на тепло, в воздухе явственно ощущается осень, и в душу проникает грусть с нотками уныния.
Кажется, он тоже слился. Совсем как Артем, когда узнал неудобные подробности.
Прибавляю шаг, спешу к остановке и ныряю в подошедший троллейбус. Плюхаюсь на сиденье, протягиваю кондуктору ученическую карту, и телефон в ладони снова оживает:
— Прости, пришлось забежать в школу. Отдать им фотки. На чем мы там остановились?
Нестерпимо хочется плакать, и в носу щиплет, но я улыбаюсь:
— Ты собирался рассказать, почему ты аутсайдер.
— Это долго, и писать сейчас сложно.
— Запиши голосовое.
— У меня дурацкий голос.
— Да, ладно. Не верю.
— И правильно делаешь. Он у меня обычный.
— А у меня нет. Поэтому я не общаюсь голосовыми.
— Ого! Теперь мне ужасно любопытно его услышать.
— Нет уж. Лучше без этого.
— Ты что, меня стесняешься? Я же вообще фиг знает где, и даже не знаю, своё ли фото ты мне прислала.
— Я никого не стесняюсь! Просто не хочу!
— А знаешь, что я в начале подумал, когда ты комменты стала писать? Что ты парень, прикидывающийся девчонкой. По правде говоря, я до сих пор не уверен, что это не так.
— Эй! Ты совсем что-ли? Какой я парень?
— Ну, тогда просто запиши хотя бы два слова, чтобы я понимал, что ты та, за кого себя выдаешь.
Он опять попал в точку: я стесняюсь до одури, но показаться совсем забитой — тоже не вариант. Откашливаюсь, хриплю в микрофон: «Привет, Глеб. Я не парень», и быстро отправляю ему.
— Достаточно?
Тут же прилетает ответ: «Привет, Нелли. У тебя классный голос».
Подношу динамик к уху и, под гневным взором сидящей рядом бабушки, несколько раз прослушиваю шесть простых слов. Вот уж у кого действительно классный голос: приятный, веселый и уверенный. И паранойя тут же услужливо поднимает голову.
— Ты не ответил, почему ты аутсайдер.
— Потому что у меня с вот тем придурком, чью могилу я тебе показал, была вражда. Но он звезда школы, а я не звезда. Поэтому все были за него и против меня.
— Как знакомо. И почему же ты не звезда?
— Не знаю. Наверное, нет данных.
— Как это нет данных? Я же тебя видела. Ты похож на блогера.
— Ты говорила, на ботана.
— Хорошо, на ботана-блогера.
— Мне, конечно, приятно, что ты всё-таки сказала что-то хорошее обо мне, но для того, чтобы быть школьной звездой, нужны другие данные.
— Это какие же? — Тема настолько животрепещущая, что я дергаюсь, и бабушка слева грозно цыкает. — Есть соображения на этот счет?
— Ну, я не знаю… Наглость? Самомнение? Эгоизм? Так запросто не скажу, но явно не то, чем я могу похвастаться. А похвастаться я могу только тем, что за все эти годы так и не прогнулся под них. Тебе, может, будет смешно, но я считаю это, наверное, своим самым большим достижением.
— Мне не смешно. Потому что я отлично понимаю, о чем ты говоришь.
— Правда?
— Ага.
Автоинформатор бодро объявляет название остановки и вынуждает прервать увлекательную переписку. Спешно прощаюсь с Глебом, прячу телефон в карман рюкзака, вытираю о джинсы вспотевшие ладони и, растолкав локтями попутчиков, выпрыгиваю из средней двери.
Глава 8. Глеб
Интересно, а есть ли у меня на самом деле, как выразилась Нелли, «данные», чтобы стать звездой школы? Чисто гипотетически. Предположим, всё сложилось бы не так, как сложилось? Если бы я не ввязался в тот конфликт с одноклассниками Гошиной сестры? Если бы подружился с Сашей Макаровым? Нет, понятное дело, что я не мог не заступиться за маму и с Макаровым никогда в жизни не подружился бы, но главным образом, меня интересует мой собственный потенциал. Ведь, как ни крути, нужно признать, что Макаров — личность. С его мнением считались, его боялись, каким-то непонятным образом он вынуждал людей делать то, что хочет он. А ещё Макаров был яркий — с внешностью ему повезло, но это даже не основное. Он всегда держался так, словно весь мир был создан именно для него, и всё вокруг, и все должны были соответствовать его ожиданиям. А если не соответствовали, то немедленно выбраковывались. Вот, как я, например.
Учился Макаров средне, на трояки, но это никого не смущало, словно ему достаточно было быть просто Макаровым. Учителя относились к нему с осторожным уважением, не цепляя лишний раз и не заваливая, словно безоговорочно принимали его неприкосновенность и исключительность. У Макарова была, конечно, богатенькая семья, но вряд ли дело заключалось только в этом. Кулыгин, вон, тоже сынок какого-то дипломата, но он тихий, скромный и безобидный. А раз безобидный, значит и считаться с ним не обязательно. Тогда как Макаров, чуть что не так, немедленно лез в бутылку, качал права и выставлял своих обидчиков в самом неприглядном свете.
