Она улыбнулась своей фирменной улыбкой «устоять невозможно»
— Зато теперь ты всегда со мной. Карпов, я тебя поймала в сети».
Несмотря на мое недовольное ворчание тогда, маленький резвящийся карпик на хрупком девичьем плечике мне понравился. Более того, я втайне обрадовался, как мальчишка… ведь это было словно клеймо, говорящее о том, что эта удивительная девушка моя… только моя.
— Кристи, милая, кто это сделал с тобой?!
Черные глаза влажно сверкнули, она хотела что-то сказать… но потом поспешно закрыла рот, а красивое лицо на глазах превратилось в натянутую улыбающуюся маску.
— Татуировки — это так глупо, так некрасиво, я была дурочкой, наколов это безобразие. А вот шрамы, как мне кажется, украшают не только мужчин, но и женщин. Мой муж не любил тату. Я сама выжгла ее… Своеобразное признание своей глупости и любви к нему. Кроме того, ты, наверно, не в курсе, шрамы на женском теле сейчас вообще новый тренд. Ну конечно, нет, ты ведь совсем не разбираешься в моде.
— Неужели я так сильно опостылел тебе тогда, что ты решила избавиться от любого напоминания обо мне?.. Да еще так чудовищно непрофессионально?
— Мне было плевать, о тебе я забыла сразу, как только закрыла за собой дверь после того разговора.
Красивые черные глаза теперь смотрели на меня с насмешкой, а пухлые губы кривились в презрительной ухмылке.
Снова плюнула в душу, гадина, а ведь я чуть ли не в вечной любви признался! Руки судорожно сжались… Как и в прошлом, не могу понять, не могу поверить, что эта лицемерная сука и женщина, с такой страстью отдававшаяся мне в камере буквально несколько минут назад, один и тот же человек…
— Одевайся, живо, — процедил сквозь зубы я.
Сам же отвернулся, не в силах больше смотреть на нее. А злость внутри клокотала, бурлила… того гляди, выплеснется из тела потоками ярости, такой сильной, что я раскурочу все в этой чертовой камере. Даже стены проломлю своей глупой башкой.
— Сука!.. — и со всей силой кулаком по стене.
Все-таки не смог сдержаться. Руку прострелило болью. Будет наука влюбленному ослу. Кое-как натянул на себя одежду. Оглянулся… Кристи тоже уже оделась. Элегантная, красивая, недостижимая… Тварь!
Смирись, Володька, может быть, ты ее ненадолго увлек в прошлом, но такие девушки не по твоим зубам… не для тебя.
ГЛАВА 7
— Роберт Евгеньевич! — позвала я мужа.
Тишина. Давящее пугающее беззвучие. И только ветер за окном жалобно завывает, словно он тоже вот уже лет пять постоянно страдает.
— Роберт Евгеньевич!?— на этот раз мой голос прозвучал громче.
Странно. Куда он мог подеваться? На улице окончательно стемнело, поэтому в доме ни черта не видно. Кажется, на кухне были свечи и спички. Но я не помню точно где. Лучше пойти в гостиную, там камин, возле него много всяких зажигающих штучек, и стоят красивые декоративные свечи, подаренные мамой на восьмое марта. Выставила руки вперед, чтобы не наткнуться на приоткрытую дверь, стены или мебель, медленно пошла туда, где, по моим представлениям, должна была быть арка гостиной. Глаза постепенно привыкли к темноте, позволяя видеть очертания предметов.
— Роберт Евгеньевич! — снова позвала я. — Какие-то проблемы со светом, вы звонили в аварийную службу?!
Безмолвие. А невидимая шерсть на коже продолжает подниматься дыбом и ощущение наблюдения не проходит.
— Крысеныш, ты пришла, — наконец раздался шепот мужа.
Вскрикнула, так неожиданно и зловеще прозвучали слова Роберта Евгеньевича. Мой испуг ему понравился, он захохотал. Тело от страха и отвращения начало мелко подрагивать.
— Решил порадовать свою женушку таинственным вечером, иди ко мне, детка.
Ласковый тон еще сильнее встревожил. Потому что обычно голос Роберта Евгеньевича становился таким противно нежным, когда муж хотел заняться со мной любовью. Хотя к любви это имело мало отношения. Я ненавидела даже, когда он просто ко мне прикасался, не говоря уже о каких-то сексуальных поползновениях. Но, конечно, ослушаться не решилась, молча подошла ближе. В полумраке фигура супруга казалась темной и зловещей. Посланец ада в моей жизни.
— Кристиночка, девочка моя красивая.
Противный рот начал мусолить мои губы. Одеревенела, заледенела, застыла — так всегда на меня действуют поцелуи супруга. Мужские руки лихорадочно и неприятно заскользили по телу. Если бы можно было отключить мысли и чувства в такие минуты. Раз, два, три — меня нет, раз, два, три — дома этого нет, раз два три — Роберта Евгеньевича нет.
Появившееся ощущение боли возвратило в реальность. Он меня ударил, жестко, под ребра. Но я не закричала, нет, могу собой гордиться, только лишь какое-то шипение вырвалось из открытого рта. Боясь упасть, инстинктивно уцепилась за плечи Роберта Евгеньевича.
— Фригидная упрямая сука, бревно бесчувственное!
И опять удар, видимо, для симметрии, теперь с другой стороны. И снова едва слышное восклицание боли вырвалось из моего горла.
— Почему ты вынуждаешь меня постоянно быть с тобой жестоким? Неужели нельзя притвориться, что тебе приятны мои прикосновения?!
Я пыталась притворяться, видит бог пыталась, но тогда муж бил еще сильнее, свирепея от моей неискренности. Видимо, актриса из меня довольно никудышная.
— Ну почему ты так со мной?! Я ведь все готов сделать для моей любимой жены, только улыбнись ласково.
Какая улыбка?! Я все еще корчусь от боли в ненавистных мужниных объятьях. Снова удар кулака, на этот раз еще более сильный, так что я не выдержала и вскрикнула.
— Чего ж ты такая бездушная сука, Крысеныш?! Я ведь, как мальчишка, влюбился в тебя еще хрен знает сколько лет назад. А ты?..
Он тоже страдает, ему тоже больно. Моя маленькая каждодневная месть.
— Красавица.
Мужские губы теперь лихорадочно начали покрывать поцелуями мою шею, лицо, глаза… Словно жалят ядом. Парализующим ядом, потому что знаю, если начну вырываться, будет только хуже, тогда и ботинками могу получить в живот. Но и отвечать на эти ненавистные поцелуи выше моих сил.
— Гадина бессердечная, хоть наизнанку вывернись, ты ведь даже не посмотришь в мою сторону по доброй воле!
Еще один сильный удар, от которого я снова вскрикнула болью и согнулась пополам. Роберт Евгеньевич раздраженно оттолкнул от себя, лишенная поддержки мужских рук, я медленно осела коленками на пол возле белеющего в темноте камина. А затем все же получила под ребра острым носком туфель мужа. В немом крике открыла рот. От простреливающих жалящих ощущений боли стала извиваться на полу, словно змея. Сведенные судорогой пальцы натолкнулись на рукоятку кочерги от камина.
— Нравится, когда тебя бьют?! Нравится?! Ты ведь сама постоянно меня провоцируешь. Безмозглая дура!
