посмотрела и увидела, прежде чем думать о физическом возмездии.
Но не в этот раз.
Возможно, это адреналин или моя потребность в выживании. Это могут быть подавленные эмоции моей беспомощности. Что бы это ни было, я держусь за него и вцепляюсь ногтями в его пальцы, которые заставляют меня двигаться вперед.
Я брыкаюсь и извиваюсь всем телом, а в воздухе раздается звериный рык.
Он мой, понимаю я, когда он успешно валит меня на землю. Я пытаюсь упасть на руки и колени, но в последнюю секунду не успеваю разжать его пальцы и оказываюсь на животе.
Грубая грязь разбивает мою грудь и выбивает дыхание из легких. Я все еще пытаюсь выгнуться, чтобы перевернуться и как-нибудь ударить его коленом по яйцам.
Я борюсь так сильно, что забываю, что эта сцена — моих рук дело.
Я борюсь так сильно, что верю каждой молекуле инстинкта выживания во мне. Возможно, это потому, что он использует дикую силу, чтобы схватить меня.
Он не успокаивается.
Нет, вероятно, он пришел сюда без каких-либо планов быть мягким или спокойным.
Он пришел сюда, чтобы вторгнуться и завоевать.
Это настоящее. Он, необрезанный и с единственной целью причинить боль.
Его спокойное, глубокое дыхание гулко отдается в воздухе и ударяет меня по коже. Его безжалостная хватка — это обещание, предвкушение того, что он приготовил для меня.
Чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он тянет меня за волосы, пока я не думаю, что он вырвет их с корнем.
Я выгибаю спину, используя остатки сил, чтобы попытаться вывернуться.
Затем что-то тяжелое и неподвижное опускается на середину моей спины.
Его колено.
В периферийном зрении я вижу его черные брюки, одно колено на земле, а другое давит на мою спину.
Этого достаточно, чтобы заставить меня остановиться. Давление настолько сильное, что я думаю, он сломает кость или несколько.
Возможно, мне следовало бы сказать, что телесные повреждения — это тоже жесткий предел, но я думала, что это само собой разумеется.
Возможно, это не так.
Он прижимает мое лицо к земле своей непосильной хваткой за волосы. Я чувствую запах грязи и вкус мелких камешков на языке.
В отличие от предыдущего случая, я остаюсь неподвижной, обдумывая угрозу его колена.
Мои конечности дрожат, когда на меня наваливается реальность ситуации.
Это намного интенсивнее, чем то, на что я подписалась. Да, я хотела получить возможную свободу, но неизвестная территория, полная беспомощность вцепились в мои душевные струны.
Мое дыхание сбивается, и каждый вдох душит меня запахом земли и его.
Кожа.
Вот чем он пахнет.
Он — сочетание кожи и дерева. Может быть, нотки бергамота? Я никогда не ассоциировала эти запахи с Лэном, но я также никогда не слышала, чтобы он говорил таким низким голосом, как раньше, так что, возможно, у него есть стиль для таких ночей.
Ночи, когда он сбрасывает свой элегантный фасад и полностью принимает зверя внутри себя.
Наглая безжалостность его прикосновений, запаха и всего его существования вспыхивает и пульсирует в воздухе вокруг меня.
Тишина мерцает в спокойствии. Только мое сбивчивое и его глубокое дыхание.
Проходит минута, нет, возможно, секунда, прежде чем все рушится.
Последовательность его движений становится грубее, когда его свободная рука тянет за мои джинсы. Он не расстегивает пуговицы, а просто стягивает их вниз, создавая сильное трение о мой живот и бедра.
Холодный воздух обжигает мою прикрытую нижним бельем задницу.
И тут что-то происходит.
Помимо моего вздоха и открытого рта.
Я сосредотачиваюсь на своей киске, которая болит, пульсирует и абсолютно дрожит от потребности в любой стимуляции.
Неужели я возбудилась только сейчас? Или, может быть, это началось во время охоты?
Я думала, что мне это может понравиться, но я не была готова к тому, что преследование доведет меня до такого состояния.
Нет, дело не только в том, что за мной гнались.
Мне нужно было еще и быть пойманной.
Зверь у меня за спиной, должно быть, тоже это чувствует, когда оттягивает в сторону мое нижнее белье и прижимает пальцы к моему нуждающемуся ядру.
Из его горла вырывается глубокий стон, и этот звук в сочетании с его мозолистыми пальцами против моей самой интимной части вызывает странное ощущение.
Моя спина снова выгибается, но уже совсем по другой причине, нежели в драке. Я тянусь к сырой силе, исходящей от него, но легкий толчок его колена возвращает меня на место.
Он гладит мои складочки грубо, жестоко, пока моя нижняя половина не начинает барахтаться, умолять, почти растворяться в нем, требуя большего.
Но он не дает мне ббольшего
Его средний палец призрачно приближается к моему отверстию, парит, мерцает, задерживается, но так и не проникает внутрь.
Я чувствую тепло, исходящее от его кожи, отголоски холодного воздуха и обещание создать защиту от него.
Чем больше он прикасается ко мне везде, кроме тех мест, где я нуждаюсь в этом больше всего, тем беспорядочнее я становлюсь.
Я не осознаю бессвязную смесь звуков, которые льются из меня. Каждый раз, когда я выгибаю бедра, он крепче сжимает мои волосы, без слов предупреждая меня оставаться на месте.
Что это он ведет шоу.
Тот, кто контролирует ситуацию.
Тот, кто может и причинить мне боль, и доставить удовольствие, если захочет.
При этой мысли меня пробирает дрожь, но я вспоминаю, что у меня тоже есть власть.
Дым.
Это слово вертелось на кончике моего языка с тех пор, как я сбежала. Если я скажу его, все закончится.
Но я этого не делаю.
Несмотря на пытку, я решаю чередовать дыхание через нос и рот, а затем сосредоточиться на моменте.
На его напористом прикосновении.
Он мужчина, который берет то, что хочет, и в этом есть что-то возбуждающее.
Именно тогда, когда я думаю, что мучения никогда не закончатся, два его пальца проникают в меня. Одновременно. До самых костяшек.
Я вскрикиваю, и этот звук пронизывает наше безмолвное окружение.
Несмотря на то, что я вся мокрая и хочу большего, я не была готова к этому. Мои стенки сжимается вокруг его пальцев, когда он вводит и выводит их из моего жара в долгом, контролируемом ритме.
Каждый толчок методично набирает скорость, слишком точно подстраиваясь под реакцию моего тела, пока они не становятся безжалостными и беспощадными.
Мои пальцы на ногах подгибаются, а все тело охватывает дрожь. Это так отличается от того, как я осторожно, почти застенчиво прикасаюсь к себе.
В его прикосновениях нет ничего робкого.
Это приказ, сила, которую невозможно остановить.
Это
