и собирается допоздна сидеть, уткнувшись носом в компьютер, Семен Степаныч приготовил жаренного с луком мяса и принес его прямо в комнату. Скворчащая сковородка, источающая умопомрачительный аромат, была водружена на разделочную доску, а рядом лежали кусок черного хлеба и вилка. Борис от полноты чувств вновь обнял деда.
— Спасибо огромное, мой хороший!
— Да будет уже ластиться, — неожиданно засмущался тот. — Я тебе девчонка, что ли? Ешь давай, а то на лице скоро одни глаза останутся. И те красные, как у вампира, прости господи.
Дед ушел к себе, а Барни едва успел проглотить пару кусков, как заиграл телефон. Медведев чертыхнулся и, наспех вытерев руки, ответил на звонок, включив громкую связь, чтобы еще сильнее не пачкать мобильник.
— Я правильно понимаю, что сейчас уже вечер среды? — напряженной сталью зазвенел голос матери.
Борис закатил глаза. Судя по всему, родительница была настроена по-боевому. А он-то и думать забыл, что сбежал в минувшие выходные из дома только из-за ее желания непременно выбить из него деньги на стоматологию для младшей дочери. Вот и поплатился. Теперь она не отступится, пока не добьется того, чего хочет. Эх, здравствуй, очередной испорченный день.
— Это риторический вопрос, — как можно спокойнее ответил он.
— Именно что! — взорвалась мать. — У Риты полная катастрофа, а тебе все нипочем.
— Могу порекомендовать ей хорошую зубную пасту.
— Ты что, издеваешься надо мной? — осведомилась матушка.
— Анастасия Валерьевна, голубушка, и в мыслях не было, что вы! Всего лишь забочусь о здоровье своей сестрицы.
— Я дала тебе на размышления целых пять дней. А ты даже не соизволил ответить. Деньги мне нужны завтра, можешь передать лично или перевести на карту, без разницы.
— Мне тоже.
— Тогда лучше перевод.
— Ты не поняла. Мне тоже без разницы, на что тебе нужны деньги и как срочно ты бы хотела их получить. Бесплатную стоматологию, к слову, никто не отменял. А спускать свои накопления невесть на что мне надоело, и я тебе об этом уже говорил. Могу повторить, если в прошлый раз ты не сочла нужным прислушаться к моим словам.
Барни закусило, и он поклялся сам себе, что никогда больше не пойдет на поводу у матери. Сколько ж можно-то! Вечно он ей должен, как земля колхозу, а в ответ даже простого спасибо не дождешься.
— Ты сам меня вынудил. Тогда я попрошу деньги у Семена Степановича. Не думаю, что он откажет мне в этой просьбе.
Перед глазами у Медведева-младшего потемнело.
— Отвали от деда! Ты и так устроила в эти выходные позорную сцену, требуя, чтобы он переписал завещание. Хватит заниматься вымогательством. Заруби себе на носу: здесь шантажистам не рады!
— Деньги с собой в могилу не унесешь, а Рите срочно требуется спасти зуб. На кону здоровье моего ребенка, я и не на такое готова.
Барни глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Вышло это у него с трудом.
Меж тем мать по-своему расценила эту паузу и поинтересовалась:
— Может, все-таки вспомнишь о том, что у тебя есть семья, которой ты очень нужен? Или мне обратиться к Семену Степановичу?
— К папе римскому обратись! — раздался вдруг за спиной зычный голос деда. — Авось смилостивится к дщери своей заблудшей. А нас с внуком, Настя, оставь в покое раз и навсегда. Ему еще полночи работать над проектом, а тут ты как банный лист пристала, пиявка неугомонная. Хочешь жить красиво, так при чем здесь мы с Борей? Или тебе мой слуховой аппарат подарить, раз в субботу не расслышала, что я толкую?
Возникла заминка, мать явно не ожидала такого отпора.
— Все, Настя, и не зли меня, а то попрошу внука твой номер в черный список внести, чтоб не докучала нам больше.
С этими словами Семен кивнул, указывая глазами на телефон, и Барни нажал на отбой.
— Спасибо за поддержку. Ты давно тут?
— Почти с самого начала. Показалось, что к тебе Славик заглянул, я пришел поздороваться, а уже на месте понял, в чем дело. Ты мяско-то ешь давай, пока не остыло. Оно холодное вполовину не так вкусно будет. И не расстраивайся из-за ерунды. Понял?
— Деда, какой ты классный!
— Что-то ты меня нахваливаешь постоянно, не к добру это. Наверное, дождь пойдет, — хохотнул Степаныч и вышел из комнаты, насвистывая «В парке Чаир», из чего Медведев сделал вывод, что старик ничуть не расстроился из-за звонка бывшей невестки.
После то ли запоздалого обеда, то ли раннего ужина Барни еще некоторое время поработал и, договорившись с коллегами, кто завтра за что отвечает, наконец-то выключил компьютер.
Хотелось спать и ни о чем не думать. Жить на две реальности оказалось не так-то просто, как представлялось поначалу. Но как не провалиться в нижний сон, если ты этого не хочешь? И у деда не спросишь: раз он телевизор выключил и в кухне не шуршит, значит, сам уже лег.
Медведев отнес пустую сковородку, тщательно помыл ее и оставил сохнуть. Поймал себя на мысли о том, что совершенно не думает о Леночке, которая вот уже неделю как бросила его. И даже на страничку к ней зайти нет ни малейшего желания. А раньше бы не выдержал, полез смотреть, душу себе травить.
Интересно, что тому причиной? Хотя гадать на кофейной гуще незачем, и так понятно. Когда развеялась поставленная бабушкой защита и Борис смог прогнуть под себя иллюзию, он… запомнил это чувство. И оно ему чрезвычайно понравилось. Неважно, что в обычной жизни Барни на подобные фокусы был неспособен. Где-то глубоко внутри теперь он знал: он — может! При определенном стечении обстоятельств, и тем не менее — умеет, практикует. Отчего-то все эти годы он считал себя — ну, не задротом, конечно, но кем-то близким к этому. Не отсвечивал, в разговорах предпочитал отмалчиваться, позволял любому желающему играть в общении первую скрипку. А за эту неделю одним махом нарастил такое самоуважение, которого раньше отродясь не водилось.
Пусть маменька не тешит себя надеждой, что ей, как и прежде, удастся объехать его на кривой козе и выдурить желаемое. Сейчас все ее потуги выглядели настолько жалкими и мерзкими, что Барни недоумевал: как он раньше мог вестись на подобные шитые белыми нитками уловки? Скорее, он просто покупал у нее свое спокойствие и не более того: вот тебе деньги, и не трогай меня, пожалуйста. А сейчас… Давать отпор — не самое приятное занятие в жизни, но чувствовать себя не-лохом очень хотелось, прямо отчаянно. А ради такого стоило и зубы показать.
На всякий пожарный пожелав себе не проваливаться ниже набережной, а
