Кольцо опять упало, ведьма исчезла.
«Ну вот, заболтался. Нужно было отбиваться и попробовать задушить её, а теперь…»
– Вот именно, мой милый Генрих. Может быть, мне поиграть с тобой ещё часок-другой, играя в прятки? Это я умею и люблю…
– Мне бы не хотелось, моя милая Брумтильда. Ты, наверное, и не предполагаешь, что смерть твоя лежит у меня в котомке…
Ведьма снова материализовалась.
– Это ты о чём? Лукавишь, наверное, хочешь обмануть бедную старушку.
Она из молодой девы превратилась в отвратительнейшую, грязную, сгорбленную, одетую в отвратительные лохмотья, старуху. Мерзкий, гнилостный запах давно немытого тела ударил мне в ноздри, я невольно зажмурился.
– Что, не по вкусу девица? Я ведь предупреждала, что могу не понравиться тебе…
– Это и есть твоё истинное обличье?
– Ну, нет, я немного преувеличила, но это так, для острастки, а на самом деле, в жизни, я вполне симпатичная старушенция…
Я невольно захохотал:
– Сегодня вечер сюрпризов. Пора кончать с этим, подруга. Как будем биться, честно, или ты предпочитаешь как всегда?
–Чёрт с тобой, Генрих. Выбирай оружие.
– Да ну? Мы будем сражаться на мечах, как гладиаторы? Или устроим здесь перестрелку?
Брумтильда визгливо засмеялась:
– Твои крестьяне, которые попрятались в кустах, умрут от страха! Вот будет потеха! Передохнут те жалкие людишки, ради которых ты рискуешь жизнью! Передохнут без моего вмешательства! Или, может нам биться на шпагах? Неужели ты, о мой милый Генрих, сможешь пронзить клинком трепетную грудь юной девы?
Она опять превратилась в прекрасную девушку.
– Может быть, хватит, Брумтильда? Я был поражён твоим истинным лицом, а твои бесконечные превращения мне порядком надоели. Защищайся!
Я выхватил из-за пояса нож и бросился в драку. Вам может показаться не совсем этичным то обстоятельство, что я напал на ведьму с ножом в руке. Во-первых, в борьбе с ведьмой такого масштаба все средства хороши; во-вторых, расстояние между нами было достаточно велико, и Брумтильда могла за это время предпринять всё, что угодно… Но, как ни странно, она остановила свой выбор именно на ноже. Получается, мы на равных. Недолго думая, я метнул нож в мерзкую тварь. Мерзавка, успев среагировать, уклонилась. Нож, срезав ей, прядь волос, воткнулся в дерево.
– Нехорошо так вести себя с женщинами, Генрих! Некрасиво! Неэтично! Негуманно! Чуть всю красоту мне не попортил, мой юный друг! Теперь ты попробуй уйти от моего ножа!
Она метнула свой нож в меня. Я увернулся, но было бы наивно полагать, что опасность миновала. Нож, описав замысловатую кривую, вновь, кувыркаясь в воздухе, полетел в мою сторону. Нет, с этой тварью не получиться честного поединка! Нужно было действовать колдовством сразу, а не поддаваться каким-то благородным порывам… Я набрал в грудь воздуха и сконцентрировал внимание на ноже. Будем надеяться, что пока я отражаю ножевую атаку, Брумтильда не предпримет что-нибудь ещё… Нож, резко замедлив скорость, почти остановился в воздухе, затем упал на землю.
– Признаю, кое-что ты можешь, Генрих! Послушай, а почему ты не изменил направление его полёта и не запустил нож обратно в меня? Что тебе помешало? Может быть, ты ко мне не равнодушен?
– Не могу же я так грубо убить юную и непорочную деву! У тебя будет другая смерть, на костре, как и полагается поганой ведьме! Ты уж извини – традиция!
– Ладно, уж, прощаю тебе даже слово «поганой». Всё-таки ты мне интересен, Генрих, иначе бы наш поединок давно закончился!
– Не льсти себе, Брумтильда! Защищайся!
Огромное дерево, сражённое неизвестно откуда взявшейся молнией, рухнуло, едва не придавив ведьму.
– Ты кое-чему научился, Генрих! Хвалю! Моё предложение всё ещё в силе!
Дерево, поваленное молнией, вдруг закрутившись на одном месте, подняв клубы пыли, вспыхнуло и метнулось, ломая другие деревья, в мою сторону. Я вытянул вперёд левую руку, произнося про себя заклинание. Дерево сломалось пополам и погасло, не долетая до меня каких-нибудь пару ярдов.
– Умеешь, Генрих! Ты представляешь, как много мы могли бы сделать добрых дел, а вместо этого, ломаем деревья и рискуем поджечь лес! Как же будут охотиться бедные местные жители? Куда они будут водить пастись свой скот?
– Какая трогательная забота, Брумтильда! Я сейчас заплачу!
Из моих глаз, против моего желания, ручьём полились слёзы.
– Как скажешь, так и будет!
– Не тронь Библию, мерзкая тварь! Ты не достойна, цитировать то, чего не разделяешь сама! – Я усилием воли прекратил поток слёз.
– Смотри-ка, какой он сентиментальный! Плачет, словно малое дитя! В твоём возрасте я была более закалённой.
– Ты ещё помнишь себя в моём возрасте, старая карга? Ты хоть помнишь, в каком веке родилась? Случайно, восстание Спартака не застала?
– Фи, как грубо! Конечно, не помню, я не так уж давно родилась. А насчёт Спартака ты специально спросил, чтобы подчеркнуть свою образованность? Между прочим, я сама довольно образована, ты ведь знаешь…
Сказанное было чистой правдой. Верно и другое: Брумтильде это ничего не стоило, ни денежных, ни умственных затрат – просто у неё память, какую даже нельзя назвать феноменальной. Она помнит всё. Ей достаточно бегло, не читая, пролистать книгу, для того, чтобы досконально знать её содержание. Я уже не говорю о том, что она за свою жизнь запомнила всё, что видела и слышала, наверное, начиная с младенчества. А ведь лет-то ей не меньше трёхсот, это точно. Вернее сказать, более точно может быть кто-то и знает из особей, ей подобных, да только Брумтильда это тщательно скрывает, как большинство женщин на земле. Понять её можно…
– Послушай, чёртова ведьма, наша встреча сильно затянулась, мне пора заканчивать её. Может быть, пойдёшь на уступки?
– Не понимаю, о чём ты, Генрих.
– Всё очень просто Брумтильда. Скажем, ты поддашься мне с одной невинной целью: сохранить себя для истории…
– Как это?
– Тебя забальзамируют, или заспиртуют для какого-нибудь музея… Будешь ты стоять где-нибудь на людях, в тепле и внимании со стороны благодарного зрителя…
Я хотел разозлить ведьму, чтобы поскорее покончить с ней – ведь в гневе она будет хуже себя контролировать, а это значит, что может допустить какой-нибудь досадный для себя промах. Кажется, мой план себя оправдал – ведьма просто взбесилась от злобы.
– Ты, жалкий колдунишка, я прекрасно помню, как погиб твой прадедушка от рук Конана! Знаешь, почему? Кишка была тонка у твоего дедуськи, вот что я тебе скажу! Ты, наверное, мечтаешь отомстить за него? Ты же его даже не знал! Так вот, ничего у тебя из этой затеи не выйдет, потому, что я тебя уничтожу!
Завыл вдруг ветер, закрутил в воздухе пожелтевшие от засухи листья. Стая, да какая там стая, сотни, тысячи ворон со зловещим карканьем, полетели на меня, желая не только заклевать насмерть, но и не оставить от моей плоти ни кусочка. Я представил, как, доклевав моё мясо, вороны неспешно улетели, сыто каркая, делясь впечатлениями о страшной охоте, оставив, на лесной поляне, дочиста обглоданный бренный скелет…
