к современности только этой темой также представляется некорректным. Тем более это справедливо по отношению к книге Даниила, для автора которой был характерен интерес к истории всего известного ему цивилизованного мира. Вслед за великими богословами Средневековья и Нового Времени мы подойдем к рассмотрению книги Даниила с позиций историцизма – ее рассмотрения как божественного свидетельства о действии Бога на всем протяжении мировой истории.
Примечательная мысль относительно толкования пророчеств принадлежит русскому философу А.Ф. Лосеву: «Другими словами, судить о том, как должно исполниться пророчество, можно только по наступлении того события, которое предречено. Полностью о пророчестве можно судить, таким образом, только после его исполнения. Скажут: зачем же тогда существует пророчество? Пророчество существует для того, чтобы установить смысл грядущих времен, а не их факты. Поэтому все толкования должны ограничиться установлением только точного смысла событий, а не их фактического протекания»[81]. Именно по этой причине в нашем толковании мы говорим только о прошлых событиях, то есть об уже исполнившихся предсказаниях книги Даниила. Основным принципом нашего толкования станет последовательное обнаружение sensus plenior, вложенного в текст Божественным автором пророческой книги. В качестве рабочих принципов могут быть указаны следующие:
1. Проверка соответствия предложенных нами толкований пророчеств книги Даниила достоверно установленным историческим событиям – принцип, который, по нашему мнению, является важнейшим при толковании пророческих книг. При этом историческое событие, рассматриваемое нами в качестве исполнения библейского пророчества, должно быть уникальным по точности своего соответствия рассматриваемому нами библейскому тексту. Этот факт важен в первую очередь для того, чтобы отличить истинный sensus plenior от многочисленных примеров аккомодации – очевидно, что то или иное пророчество может быть применено к самым разным ситуациям, и только уникальное соответствие между пророчеством и историческим событием позволяет говорить о том, что мы обнаружили скрытый в пророчестве смысл. Применительно к толкованию книги Даниила эта задача упрощается наличием в ней целого ряда хронологических указаний – если мы сможем найти убедительную корреляцию как между содержанием тех или иных событий и повествованием книги Даниила, так и их хронологией и числовыми указаниями книги Даниила, мы с большой долей уверенности можем говорить о неслучайности подобных соответствий. Еще одной принципиальной чертой библейских пророчеств должна, по нашему мнению, быть значимость содержащихся в них исторических указаний. Логично было бы предполагать, что их исполнение должно быть связано со значительными и судьбоносными историческими событиями, имеющими принципиальный характер для мировой или, по крайней мере, еврейской или христианской истории.
2. Наличие смысловой аналогии между буквальным смыслом, вложенным в текст автором книги Даниила, и sensus plenior, постулируемым в нашем исследовании. О важности подобного принципа говорили все исследователи sensus plenior, и этот принцип будет последовательно использоваться нами на протяжении нашей работы.
3. Существование предлагаемого нами толкования в традиционных иудейских и христианских источниках. Данный принцип также является одним из основных в предлагаемых P. Брауном принципах верификации sensus plenior. По нашему мнению, он не представляется столь важным как два принципа, указанные нами выше, однако все-таки имеет существенное значение.
4. Существование других библейских пророчеств, толкование которых становится более логичным и ясным в свете предложенного нами толкования книги Даниила. Данный принцип также выделяется в качестве одного из наиболее принципиальных целым рядом исследователей библейских пророчеств[82]. Мы также будем последовательно использовать этот принцип при толковании книги Даниила. Тем не менее мы преимущественно ограничимся двумя ветхозаветными произведениями, тесно связанными с книгой Даниила – книгой Иезекииля и книгой Исаии. Причиной подобного подхода станет в первую очередь тесная литературная и тематическая связь между указанными сочинениями, логично предполагающая взаимосвязь между предсказанными ими событиями, и необходимость ограничить себя разбором очень ограниченного числа библейских пророчеств, не принадлежащих книге Даниила.
Мы нисколько не претендуем на формулирование общих принципов толкования библейских пророчеств – попытка решения подобной задачи безусловно потребовала бы написания отдельной монографии. В данном случае мы только формулируем основные принципы, которыми мы будем руководствоваться при написании комментария на пророчества книги Даниила.
Толкование священного писания. «Духовное толкование»: аллегория и типология
Пророчества и особенно апокалиптические видения сами по себе являются текстами, указывающими на будущие события и зачастую имеющими загадочный и аллегорический характер. Однако уже в древности зародился способ прочтения Священного Писания, рассматривающий весь его текст как таинственное повествование, в котором буквальный смысл составляет лишь малую часть божественного послания – аллегорический метод толкования Священного Писания.
Его происхождение связано с эллинистическими влияниями на еврейскую традицию. В Древней Греции традиция комментирования классических текстов возникла не позднее VI века до н.э. Наиболее примечательным изобретением древнегреческих авторов стала традиция аллегорической интерпретации мифологических сюжетов. В ней мифологические образы и сюжеты получали трактовку как образы, за которыми скрывается тот или иной философский, этический или космологический смысл. Причиной ее возникновения во многом послужила необходимость объяснить образованным грекам появление в классических поэтических текстах – в первую очередь сочинениях Гомера и Гесиода – описаний поступков богов, которые представляются нам не вполне этичными или уместными для людей, но не небожителей. Присутствие в «Илиаде» или «Теогонии» рассказов о ссорах между богами и их участии в земных войнах побуждало греков классической эпохи либо отрицать их как выдумки недостаточно благочестивых поэтов (такую позицию мы, в частности, находим у Платона), либо попытаться найти в них скрытый аллегорический смысл. С другой стороны, высокий престиж эпических поэм побуждал представителей религиозных и философских кругов искать в них подтверждение развиваемым ими идеям и концепциям[83]. По утверждению философа-неоплатоника Порфирия аллегорическое толкование мифов было впервые предложено неким Теагеном из Регия, который толковал описываемые Гомером конфликты и битвы между богами как описание взаимодействия между различными стихиями мироздания (огонь, вода, воздух, земля) или свойствами человеческой души. Подобные подходы получили наименование физической и психологической аллегории. В дальнейшем арсенал сторонников аллегорического толкования мифов обогатился другими методами и системами их классификации: так, стоики различали физическую и этическую аллегорию.
Хочется отметить, что многие из аллегорических интерпретаций мифов не были наивными и необоснованными, как это может показаться на первый взгляд: во многом они представляли собой попытку перевода понятий и образов мифологического мышления на рациональный язык. В этом плане многие древнегреческие аллегорические толкования мифов вполне могут быть сопоставлены с научными теориями Нового Времени (солярной теорий, структурализмом и др.)[84]. Уже этот факт заставляет нас предположить, что аллегорическая интерпретация далеко не во всех случаях является эйсегезой (εἰσήγησις – ‘введение’), попыткой «вчитывания» в текст чуждых ему понятий[85].
Аллегорическая интерпретация, получившая признание в ряде греческих
