зеркала, и гляделась в него.
– И что в этом странного? – спросила я даму.
– О, деточка, ничего, если бы не одно но. Она не просто смотрелась, она улыбалась кому-то в его глубине, грозила пальчиком, корчила рожицы, и даже шептала что-то, прислонившись к зеркалу лобиком, и глядя прямо внутрь, словно там кто-то был.
– Многие люди любят смотреться в зеркало, что в этом удивительного? Ну, а дети могут и рожицы строить своему отражению, – возразила я, не соглашаясь с дамой.
– Мы тоже так думали, и мы, и наши родители. Но однажды произошло вот что. Когда родители были на работе, а мы играли во дворе, в калитку вошла незнакомая женщина. Это была цыганка. Она была одета в цветастые юбки, а на её руках было много-много блестящих браслетов, так что мы уставились на её украшения, забыв про то, что нам запрещают общаться с незнакомцами. Нам казалось необычным видеть столько украшений надетых разом, у нашей мамы тоже имелись драгоценности, но она носила их весьма изящно и скромно, на надевая больше двух колец одновременно. Мы прекратили нашу игру и подошли к цыганке. Это была молодая женщина, как я сейчас понимаю, не больше сорока лет, но тогда, конечно, она нам показалась чуть ли не старухой. Её чёрные глаза смотрели на нас так, словно видят насквозь. Смуглые длинные косы выглядывали из-под платка. Она была босая.
– Добрые детки, не дадите ли вы нам водички попить? – произнесла, наконец, цыганка, – Мои детки очень хотят пить. Жарко нынче.
Мы повернули головы и только сейчас заметили, что за калиткой и правда стоят трое ребят, примерно нашего возраста.
– Хорошо, – ответила я, – Я сейчас вынесу вам воды.
Я заметила, как цыганка остановила свой взгляд на Эммочке и не отрываясь глядела на неё. Я поспешила в дом, чтобы поскорее отпустить эту женщину, потому что она вызывала у меня некое чувство страха. Я уже была на кухне и, зачерпнув ковшом холодной воды из ведра, поспешила было назад, как вдруг, развернувшись, я увидела, что цыганка вошла вслед за мною в дом.
Я испугалась, я слышала немало рассказов о том, как цыгане умеют наводить гипноз, а затем выносят из дома ценности, и мне стало страшно, что такое произойдёт и с нами. Ведь я была за старшую и отвечала и за дом, и за брата с сестрой. А цыганка тем временем остановилась напротив большого зеркала. Того самого, в которое постоянно смотрелась Эммочка, и принялась вглядываться в него, а после вдруг вскрикнула, и махнув на зеркало рукой, забормотала какие-то слова, похожие на заклинание. Она сняла с головы платок, накинула на зеркало и принялась водить руками. Я увидела, как платок начал шевелиться и на нём проступили вдруг очертания человека, так, как если бы кто-то пытался выбраться из зеркала наружу. Я увидела две ладони и голову, скрытые тканью. Платок натянулся и мне казалось, что он вот-вот не выдержит – лопнет. Но ткань устояла. Я услышала как это нечто рычит, хрипло и булькающе, словно пробуя звук на вкус, разминаясь после сна и долгого молчания. А цыганка закрыла глаза, и всё громче и громче бормотала свои заклинания. Лицо её начало синеть. Я так испугалась, что уронила ковш и холодная вода пролилась на мои ноги. Это вывело меня из ступора, я закричала, и в тот же миг нечто из зеркала исчезло в его глубине, а цыганка открыла глаза и тяжело задышала.
– Ты видела его? – спросила она меня.
Я молча закивала, заливаясь слезами.
– Когда я вошла к вам во двор, я сразу почувствовала что-то плохое. Но сначала не могла понять откуда это идёт. Я присмотрелась к тебе и твоему брату, но это плохое шло не от вас, затем я повернулась к твоей маленькой сестрёнке и вот тут-то и разглядела это нечто. Зло хочет овладеть ею. Она уже наполовину затянута им. Но зло надевает маску добра, чтобы никто не догадался, не узнал о нём. Я захотела помочь вам, потому что вы добрые дети, и мне жаль вашу сестрёнку. Мне нужно было понять откуда зло имеет доступ к девочке, поэтому я пошла за тобой в дом. Но, лишь войдя на порог, я сразу же почувствовала, что дверь для зла находится здесь.
И цыганка ткнула грязным пальцем в сторону зеркала.
– Здесь проход. Оттуда идёт зло. Ваша сестрёнка уже вступила с ним в связь. И зло становится сильнее с каждым днём, оттого что питается её силой. Наступит день, когда оно станет достаточно сильным, чтобы выбраться наружу. Ты ведь видела его сейчас, правда?
– Да, – кивнула я, вытирая слёзы.
– Да, – подтвердила цыганка, – Я хотела выманить его и уничтожить. Но моей силы недостаточно. Моя бабушка, шувани, передаёт мне потихоньку свой дар, обучает меня всему, но по-настоящему я овладею даром лишь после её смерти, когда он перейдёт ко мне полностью. Слава богам, бабушка ещё жива, но это значит, что я пока не такая сильная. Я не смогла выманить зло из зеркала. Оно очень хитрое и коварное. И вот вам мой совет – уберите подальше это зеркало, чтобы ваша сестрёнка не могла больше смотреться в него и общаться со злом.
– Может нам лучше разбить его? – спросила я.
– О, нет, – ответила поспешно цыганка, – Этого делать нельзя, поскольку зло уже имеет связь с душой вашей сестрёнки, и если уничтожить зеркало, то девочка может серьёзно заболеть, а то и вовсе погибнуть. Дело уже зашло далеко. Но, если вы спрячете зеркало и девочка прекратит общение со злом, то мало-помалу оно начнёт слабеть без пищи. А пища для него, как я уже и сказала, это ваша сестрёнка. Когда связь ослабнет, я смогу уничтожить его. Я вернусь к вам через год, за это время я стану сильнее и сама, и уже смогу противостоять злу. Да и оно ослабнет, если вы всё сделаете, как я сказала.
Цыганка повернулась к выходу, и пошла прочь, попросив вынести воду во двор.
– А платок? – спохватилась я. Большая цветастая шаль всё ещё свисала с зеркала, прикрывая его.
– Оставь, – подняла цыганка ладонь, – Он имеет силу. Пока накинут платок, зло не может подзывать девочку к себе.
Мы вышли на улицу, и я подала ковш с вновь набранной водой. Цыганка напилась сама, и напоила своих детей. Когда все напились, она внимательно посмотрела в глаза Эммочке, что-то шепнула, и, поблагодарив меня, направилась к калитке. Я пошла провожать её. У самой калитки цыганка вновь обернулась и повторила:
– Уберите зеркало. Вернусь через год.
Вечером, когда пришли родители, и загнали нас домой, так как младшие никак не хотели уходить со двора, как я ни звала их в дом, все увидели платок на зеркале.
– Кто у нас был? – обратилась мама, обернувшись ко мне.
Я замялась, боясь рассказать про цыганку, но вспомнив её слова про опасность, которая угрожает Эммочке, я зажмурилась и выпалила, как на духу:
– Это платок цыганки. Она просила воды напиться.
– Какой ещё цыганки? – нахмурился папа.
– Я просила её подождать во дворе, – начала оправдываться я, – Но когда я вошла в дом, оказалось, что она вошла следом и…
– Ну, ещё бы, – рассердился папа, – Им ведь только это и надо, обрадовалась, небось, что дети одни дома и поспешила разглядеть, что можно умыкнуть.
– Нет, папа, – попыталась я защитить цыганку, – Она вовсе не хотела ничего красть, она…
– Ну, что? – спросила мама.
– Она сказала, что зло, которое живёт в этом зеркале, хочет навредить нашей Эммочке, и что мы должны убрать зеркало подальше, чтобы Эммочка больше не разговаривала с ним.
– Откуда она узнала, что Эмма любит говорить перед зеркалом? Это ты ей проболталась? – спросила мама.
– Да нет же, мама, – возразила я, чуть не плача от обиды, что мне не верят, а следовательно беда, что угрожает
