– Он правду говорит, – кивал Родька, ведя свой десяток от костров в чащу. – Мы вот так же против еми травками натирались, чтобы человечий запах напрочь ими отбить. Травка – она ведь тоже разная бывает, какая пряным запахом пахнет, а какая сладостью или кислинкой. А ведь у любого лесного места свой родной, устоявшийся уже запах есть. Вот вы все это и примечайте!
Митяй с Маратом попали во вторую дозорную пятерку. С ними были пластун Лютень и новгородцы: молодой Тишка с заматеревшим дядькой Анкудином. Место для тайного наблюдения им выпало возле ручья и небольшого, неглубокого овражка. До костров отсюда было шагов двести, и они виднелись красными отблесками среди деревьев.
Лютень забрался наверх раскидистого дуба, а под ним устроились Митяй с Маратом. Новгородцы же отошли шагов на десять в сторону ручья и залегли там, в густых кустах.
Время тянулось медленно. К полуночи сильно похолодало. Луна подсвечивала вокруг все таинственным светом, но вот и она спряталась за тучи, и стало так темно, что вытяни ты вперед руку, и даже пальцы на ней невозможно было различить.
Ребята сидели плечо к плечу, вслушиваясь в лес. Им, прошедшим суровую ратную школу и науку войны в лесу, был понятен сейчас каждый шорох и скрип. Вот раздалось шуршание, стукнула о ветку ветка, а потом пискнула мышь. «Куница спрыгнула и поймала свою добычу, – подумал Митяй. – А это что?» – и он напрягся, сжимая в руке швырковое копье.
Так же, как и он, приготовился сейчас к бою и Маратка. «Уф, вот ведь напугал, – он расслабился, различив характерное пофыркивание и еле слышный стук маленьких лапок. – Колючий охотник вышел на поиски добычи. Ага, вот даже и его характерным запахом повеяло. Так, а это что?» Слева, со стороны ручья, раздался далекий шорох и приглушенное бормотание.
Ох, и остолбени! Ну кто же так дозорную службу-то несет?! Вот уже какой раз за эту ночь, от того места, где засели новгородцы, слышалась негромкая возня и шепот. Возможно, это и спасло весь дозор, забирая на себя все внимание у нападающих. Три ели различимые тени вдруг вынырнули из темноты и совершенно бесшумно, на расстоянии длины копья, проскользнули мимо того дерева, под которым сейчас сидели ребята.
Ших! Стрела сверху ударила переднюю, а в две остальные уже летели метательные сулицы парней. Одна из них точно попала в цель, и лес огласил резкий вскрик. Тело натренированным движением ушло в сторону от дуба, а в то место, где только что сидел Митяй, с глухим стуком ударило копье.
– Тревога! – Лютень, спрыгивая на землю, перекатился за соседнее дерево и послал свою вторую стрелу в тот куст, откуда только что в него бил лесной стрелок. Сразу три оперенных смерти свистнули и впились в то дерево, за которым он схоронился.
– Уходим, братцы! – Он метнулся за следующий ствол, затем еще за один, стараясь не оставаться на одном месте. Отстреливаться было нельзя. Стоило только открыться на секунду, и в тебя тут же летели стрелы.
А на стоянке в это время уже готовились к бою. Сложенные загодя на расстоянии костры, пролитые березовым скипидаром, ярко вспыхнули от зажигательных стрел. Все подступы теперь были видны как на ладони. И в выбегающие из лесной чащи вслед за караульными серые фигурки ударил слаженный залп из сотен самострелов и луков.
Лесники, потеряв разом несколько десятков своих людей, ближнего боя с ощетинившейся копьями и прикрывшейся щитами ратью не приняли, и быстро подобрав своих раненых, скрылись в лесу. Через пару часов рассвело, и пластуны наконец-то смогли осмотреть лес. В нем все было спокойно и никого из чужих уже не было.
– Сидящими резали, а потом уже на себе их выносили. Вот сколько здесь крови в одном месте натекло, а вон еще на тех кустах, – показывал кровавый след Митяю с Маратом Родька. – А вот, сами глядите, и две дорожки с каплями в самую чащу пошли. Все, как дядька Филипп нам давеча сказывал. Вы что, вообще их в лесу не почуяли, что ли? Ну как так-то? – удивленно покачал он головой.
– Да не почуяли, не почуяли, и я их даже не почуял! Хорошие это лесовики, уж мне-то ты можешь поверить? – оправдал молодых воинов Лютень. – Я ведь тоже только что этих наших двоих слышал, как они в кустах там шевелятся, а эти под самим деревом проскользнули, неслышно так, словно бы тени. Ну я первого-то стрелой сбил и вроде еще Митяй в самого крайнего своей сулицей тоже попал. Ну а тут уже стрелы густо посыпались, я еле-еле с дерева успел спрыгнуть и перекатом за большой ствол ушел. Коли бы замедлился, прямо там бы меня и пришпилили, за ноги да за руки, где никакой защитной кольчуги нет. – И он показал на надорванный в двух местах кафтан, под которым блестели стальные кольца. – Теперь вот синячищи с кулак, поди, будут. Ладно хоть плетенье на ней крепкое, но на таком ведь коротком расстоянии даже и лесной лук с граненой стрелой будет опасен.
Филипп с Варуном и Саватеем осматривали в это время найденное, пробитое самострельным болтом тело.
– Из тюрюхан, похоже, вон, видишь на одежке обережные знаки какие? – показал на отворот нижний рубахи убитого Фотич. – У шокши вроде как больше крестом там вышито, с эдакими поперечинками на концах.
– Ну не знаю, а по мне так это мокша, – покачал головой Филипп. – Да эрзяне, они обычно ведь выше озоруют, и чаво вот здеся полезли? Видели же сами, что сильный караван с большой воинской защитой идет.
– Да кто их знает, может, на удачу свою понадеялись? – предположил Саватей. – Думали, срежут в нем дозоры втихую. Ударят потом разом по караульным у костров. Поколют кого-нибудь из паникующих на берегу, да глядишь, и отобьют хотя бы несколько ладей, когда все остальные спешно уходить рекою будут. Бывало же такое, и не раз ведь уже.
– Ну да, вполне может быть, – согласился Варун. – Для них ведь и пара ладей – это такое баснословное богатство! Они тут не избалованные в этих лесах. Но десятка три мы их здесь точно положили, теперь и все остальные осторожнее будут. Ну и наших, конечно, двое легло…
– Это даа, – вздохнул Филипп. – А нам ведь еще и обратно идти. К зиме они тут всегда злые бывают. Перед холодами и снегом в большие отряды сбиваются, булгар и наших городецких щиплют. Да и между собой тоже собачатся.
– Побережо-омся, – кивнул Варун, оглядывая лагерь. – Ждан Невзорович, сворачивайтесь! И так целый час мы тут уже потеряли. На веслах теперича будем его догонять!
За Ветлугой Волга начала забирать южнее. Следующую ночь караван переночевал на большом острове, сильно сторожась. В этих местах уже озоровали черемисы, и нужно было сильно беречься.
– По левому берегу, Варун Фотич, село крепенькое с валом и высоким тыном будет, – рассказывал Филипп. – Там как бы пограничные земли между черемисами и булгарами начинаются. А село то доброе, я с него старосту хорошо знаю, часто мы там раньше свои караваны ставили. Поляна в нем гостевая у самой пристаньки очень удобная. Местные и с дровами, и со съестным нам помогут, так-то не жадный здесь народ. Ну, заплатишь ты, конечно, с каждой ладьи, но так только, по паре векш, чего уж там, зато спокойно и сытно будет.
– Будем ночевать в нем, – решил Варун. – Потом пять дней хода, и мы уже на месте.
