конце коридора Стану.
Аттис внутри себя взревел и рванулся изо всех сил — отчаяние умножило их настолько, что, казалось, их хватило бы на целую гору. Тварь слегка пошатнулась. И в следующий миг отделала Аттиса так, чтобы причинить как можно больше боли и напрочь отбить желание сопротивляться. Вот только это не помогло. Парень знал, что сейчас у него отнимут самое главное, самое важное, то, без чего он не сможет и не захочет жить, а потому дрался насмерть, невзирая на любую боль.
Жаль, что мог он не так уж много.
Тварь настигла Стану в два прыжка. Раскалывая собственный череп криком, Аттис от первого лица наблюдал, как его же когтистая лапа пробивает грудь девушки и рвёт её сердце на ошмётки. Как глаза Станы широко раскрываются от удивления и прямо так начинают стекленеть. А потом демон, который уже наловчился глотать тающие в предсмертии души, отправляет сущность девушки в свою ненасытную утробу, где та во мгновение ока распадается на кусочки и становится частью сущности Твари.
Больше Аттис не сопротивлялся. Он видел всё, что было дальше, но не мог придать этому хоть какое-то значение. Ему казалось, что его тоже «сожрали». Просто зачем-то оставили ему предсмертное мгновение, которое никак не заканчивалось.
Он видел, как Тварь вытащила из-под кровати перепуганного Поварёнка и «сожрала» его.
Потом металась по особняку в поисках другой пищи, но нашла лишь несколько кур в курятнике, которых тоже перебила.
Потом она вернулась в дом и в ярости расчленила все тела, разбросав их части повсюду, разгромила всю мебель.
А потом Тварь вышла на дорогу, которая вела в Ваханару.
Глава 4
— Как ты понимаешь, до Ваханары она добралась и устроила там такую бойню, что до сих пор байки ходят. Я почему-то до сих пор всё помню до мельчайших деталей. Повезло тебе, что нет таких воспоминаний… Я вот как сейчас вижу, как всю ночь кромсал людей и животных, всех без разбора. Сто шестьдесят девять человек, если быть точным. К рассвету крови на мне было столько, стекала ручьями. Хорошо, что горожане разбежались в ужасе, а то трупов было бы больше. Но демон всё никак не мог насытиться, ему всё было мало. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, ещё немножко и хватит, но нет! Не хватало. От этого он бесился ещё больше, и убивал, убивал, без устали, пока не осталось добычи, а потом опять вышел на дорогу. Встретил ранний караван — сожрал. Патруль — сожрал. Бродячего пса, и того…
Гвин замолчал.
Снаружи давно стемнело. Слушая голос случайного встречного, Ратибор на время отвлёкся и забыл о тяжести своего положения, а теперь вдруг снова оказался наедине с тишиной и темнотой. И ему снова стало страшно — но уже не так, как раньше. Рыцарю очень хотелось, чтобы Гвин снова заговорил, лишь бы не оставаться в этом тёмном густом безмолвии, неотличимом от смерти.
Тот словно мысли его прочитал.
— Он почти дошёл до крупного города, которому Ваханара даже близко не ровня. Страшно представить, чего бы там было, но… судьба повернулась иначе. Встретился демону какой-то чародей на дороге. Демон его даже обнюхал по-особому перед тем, как напасть. А напал — и меня отшибло напрочь. Помню только то, что было, когда очнулся. Именно я очнулся, а не демон, понял? Вот. С тех пор демонею только изредка. Демон, он, знаешь ли, и сейчас со мной. Просто больше он не отбирает у меня тело. Нет, если уж демонею, так я сам…
Гвин не договорил, потому что прямо над ними вдруг зажёгся синий огонь с жёлтой сердцевиной.
Душа рыцаря тотчас захотела оказаться на другом конце света, но дальше пяток уйти не смогла. Гвин же только проговорил, как-то слишком уж спокойно:
— А вот и ужин мой пожаловал.
Глава 5
Ратибор и в самом деле мог видеть и слышать немного. Его восприятие мало того, что было ограничено скудными человеческими возможностями, так он ещё и лежал парализованный. Зато Гвин видел и знал куда больше.
Например, он в первые же секунды после того, как увидел, понял, что за существо эта Злыдня. Он и так знал, что это не просто мутант или химера — энергетический «запах» эта тварь оставляла весьма специфичный. Просто теперь, оказавшись в непосредственной близости, Гвин учуял куда больше.
Злыдня обитала в здешних местах несколько лет, но активно охотиться начала только недавно. Она и в самом деле умела глотать души и «переваривать» их, и с каждой жертвой становилась сильнее. А чтобы не голодать, эта сволочь растягивала удовольствие — тащила к себе и мучила парализованную добычу, приканчивая её за несколько подходов. Для Злыдни самое вкусное было в агонии жертвы, когда душа впадала в предсмертное безумие — так что она научилась ещё и запугивать. От этого страха-то люди и умирали.
Гвин встал и отряхнулся. Гули, с которыми он расправился пару часов назад, для него угрозы не представляли вовсе. Злыдня же была противником куда более серьёзным.
— Эй, синеглазка! — крикнул он наверх. — Ну чего ты там расселась, спускайся давай!
Злыдня не понимала слова, но общий посыл улавливала. Она тоже чуяла, что перед ней не совсем обычный человек, но прежде она таких не встречала, а бояться человекоподобных разучилась. Поэтому спрыгнула на землю в нескольких шагах от дерзкого двуногого и попыталась его для начала припугнуть.
Гвин почувствовал лёгкое помутнение, тряхнул головой.
— Боюсь, боюсь! Ещё немного и в штаны навалю.
Голод уже заметно его нервировал. А Злыдня, стоящая совсем рядом, «пахла» очень привлекательно. У Гвина с «попутчиком» просто слюнки текли. Точнее, демон изнывал от голода, а Гвин привычно боролся с двойственностью, возникающей из-за слияния ощущений Твари и своих собственных.
— А ты, значит, тоже пробавляешься душами, — сказал Гвин, медленно обходя Злыдню по кругу. — А мне вот человеческие не очень. Не могу наесться. Они… безвкусные. Не то, что надо. Нет, моему соседушке подавай экзотику! Вроде тебя. Химеры сверх меры, ха!
Злыдня, поблёскивая синим глазом, тоже шла по кругу. Она думала, как вернее будет напасть, и от предвкушения этого рывка у Гвина даже в голове мутнело.
Он знал, что наконец-то поест. И этой добычи ему точно хватит на добрый месяц.
— Любишь играть с едой, значит, — сказал Гвин и отчётливо услышал, что голос его уже изменился. — Ну ничего, недолго тебе баловаться осталось. Ты уж поверь, я всяких повидал. Сколько раз меня рвали, сколько
