живу не скучаю,
сяду в свой уголок,
выпью вечером чаю
и плюю в потолок.
От волнений не ежусь,
мне они нипочем.
Ни о чем не тревожусь
и пишу ни о чем…
Выражаю отменно
самобытность свою.
Посижу вдохновенно
и опять поплюю.
Наблюдать интересно,
как ложатся плевки…
Да и мыслям не тесно,
да и строчки легки.
Чтим занятия те мы,
что пришлись по нутру.
Есть и выгода: темы
с потолка я беру.
И плевать продолжаю
смачно,
наискосок.
Потолок уважаю!
К счастью, мой — невысок.
Змеи в черепах (Юрий КУЗНЕЦОВ)
Я пил из черепа отца
За правду на земле…
— Скучное время, — поморщился Гёте и встал.
Взял хворостину и ею меня отстегал.
___
Один, как нелюдь меж людьми.
По призрачным стопам,
Гремя истлевшими костьми,
Я шел по черепам.
Сжимая том Эдгара По,
Как черный смерч во мгле.
Как пыли столб, я мчался по
Обугленной земле.
Еще живой, я мертвым был,
Скелет во тьме белел…
Из чашечек коленных пил,
Из таза предков ел.
Блестя оскалами зубов.
Зловещи и легки.
Бесшумно змеи из гробов
Ползли на маяки.
Я сам от ужаса дрожал
(Сам Гёте мне грозит!)
И всех, естественно, пужал
Загробный реквизит.
Я шел, магистр ночных искусств.
Бледней, чем сыр рокфор…
Прочтя меня, упал без чувств…
Знакомый бутафор…
Экологический этюд (Евгений КУЛЬКИН)
Пахнуло чем-то непонятным
На вкус, на запах и на цвет.
Пахнуло чем-то необъятным:
И вышел на берег поэт.
___
В природе было первозданно,
В дубраве соловей дерзал.
Природа пахла несказанно.
Благоухала, я б сказал.
Короче, запах был приятный.
Но наступил внезапно шок.
Возник какой-то непонятный,
Какой-то странный запашок.
Вообще-то неоткуда вроде,
И стадо вроде не прошло…
Но бедной матушке-природе
Понятно, что произошло.
И отчего не стало рая,
Померк как будто белый свет.
В кустах, природу обзирая.
Сидел задумчивый поэт!
Кое-что о собчекистах (Станислав КУНЯЕВ)
…рать призраков
и образов Чека —
пенсне Лаврентия,
Ежова рукавица,
скелет Ягоды, челюсть Собчака.
___
История палачеством богата.
Мы помним их, предавшихся греху,
в те дни, когда вставали брат на брата,
на свекра тесть, золовка на сноху.
Пытали нас, зверея год от года,
Дзержинский, Яков Мовшевич Свердлов,
Еврей грузинский Берия, Ягода,
и Лейба Троцкий и троцкист Ежов.
Их много, вурдалаков, в ус не дувших,
сажавших на кол вместо стульчака…
Но среди всех сатрапов лет минувших
всплывает жуткий образ Собчака.
Вокруг роятся «демократов» лица,
но главный он — я повторяю вновь:
Собчак — палач, садист, детоубийца,
младенцев православных пьющий кровь.
Способен распознать его не всякий,
он может — вот его «демократизм»! —
Невзорова добить, взорвать Исаакий,
Фонтанку повернуть в капитализм.
…Но не успел я вникнуть в глубь кошмара,
скрип тормозов раздался со двора.
Вошли четыре дюжих санитара
и врач, сказавший: «Все. Готов. Пора!..»
Предчувствие (Николай КУРИЦЫН)
…печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою…
А.С. Пушкин, 1829
Печаль моя легка.
Как дым костра над полем.
Николай Курицын, 1979
___
Лежит ночная мгла.
Разлука грусть наводит.
«Печаль моя светла», —
Его перо выводит.
Он в горнице не спит.
Уж близок час рассвета.
Предчувствие томит
Великого поэта.
Наш классик сам не свой,
В тревоге шепчет часто:
Что будет, боже мой.
Лет через полтораста!
Опальный исполин
Вздыхает, ставя точку:
«Не Курицын ли сын
Мою испортит строчку?..»
Делай как я (Александр КУШНЕР)
Когда, смахнув с плеча пиджак, —
Ложишься навзничь на лужок, —
Ты поступаешь, как Жан-Жак,
Философ, дующий в рожок.
___
Когда пьешь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь как Бальзак,
Который Оноре и де.
Когда в тебе бурлит сарказм
И ты от гнева возбужден,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рожден.
Когда, освободясь от брюк.
Ложишься навзничь на диван.
То поступаешь ты, мой друг.
Как мсье Пои де Мопассан.
Когда ты вечером один
И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
И плюс Щедрин тире Бизе.
Когда ж, допустим, твой стишок
Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.
Савва Олегович (Виль ЛИПАТОВ)
Савва Олегович Огольцов, молодой тридцатилетний заместитель главного, разлагался со вкусом.
Природа одарила его красотой и мощным телом культуриста, интеллектом и положением. Но Савве Олеговичу все надоело — деньги и женщины, особняки и машины, отдельные кабинеты в ресторанах и любимая работа, верная жена и жена товарища.
Страх, липкий страх преследовал его днем и ночью.
За глаза его называли «шизик», хотя на самом деле он был параноик.
Савва Олегович родился в деревне, и это обстоятельство наложило на его облик отпечаток изысканного аристократизма.
Обладая возможностью иметь все, Савва Олегович все и имел. Он брал, имел, пользовался, но как он не любил брать! Как он страдал от того, что имеет! Как он мучился, когда пользовался!
Савва Олегович ненадолго выздоровел лишь однажды, спутав
