Не верится! Какое счастье, что Кристинка не такая. А какая она? Со мной-то она не очень хорошо поступила, хотела с Гази рассорить. А если она сказала правду?» Стало неуютно. Ещё и Маринка со своими предостережениями!
Гази, как и обещал, пришёл после одиннадцати вечера.
– Ждёшь меня? – он радостно подскочил к Ольге и схватил её в охапку. – Скучала? Признавайся.
– Гази, ну отпусти. Нет настроения. Устала сильно, – Оля высвободилась и пошла на кухню.
– Что с тобой, милая? На работе что-нибудь?
– С чего ты взял? – у Ольги впервые появилось раздражение. Это было совсем что-то новенькое и вовсе не в её характере. – Гази, скажи мне, почему к вам так, с недоверием, здесь относятся?
Гази нахмурился, присел на стул, задумался и не мог сразу подобрать правильных слов:
– Не знаю. Может, нас просто не понимают или мы немного другие, слишком гордые, может, где-то дерзкие, не терпим унижения. Да мы тоже все разные! Как и везде. Я же за всех не скажу. Мы все не так хороши, как религии, которые исповедуем. Что вдруг затеяла этот разговор? Откуда ветер дует? Тебе что-то наговорили?
Зачем ерунду слушать. Вот он я, весь перед тобой.
Оля внимательно смотрела на струйку пара, которая поднималась из носика электрического чайника. Потом раздался щелчок, и она налила кипяток в чашку и бросила туда пакетик ромашкового чая.
– Будешь чай? Извини, Гази, не знаю, что с настроением. Дурная какая-то сегодня.
Хотела ему про Екатерину рассказать, не стала. Поймёт ещё как-нибудь не так.
– Поешь, ты же с работы. Пойду помоюсь и спать. Поздно уже. Если засну, не буди.
Когда легла в кровать, сон тут же улетучился. Лежит в потёмках, глаз сомкнуть не может. Не выдержала – и босиком на кухню. Гази стоит спиной, её не видит, посуду после себя намывает, думает о чём-то, и телек не работает. Обычно всегда включает, если на кухне торчит. Грустно стало, неловко, что так холодно его встретила. Подошла тихонько, прижалась к нему.
– Прости меня! Дура я, каких свет не видел. Это я, наверно, от любви к тебе такая дурная. Я ведь так люблю тебя, сил нет. От этого всё.
Слёзы сдерживать не стала. Надо наплакаться. Он ей слёзы утирает, мокрыми руками к себе прижимает.
– Ты что себе такое придумала? Глупая! Я же говорю, ты глупая! Что плакать? Ты самое важное, что со мной в жизни случилось!
Она потянула его за руку, сама ревёт, остановиться не может.
– Гази, пошли полежим рядом.
– Дай мне хоть в душ сходить.
– Нет, не ходи. Просто полежи со мной тихо. Успокой меня. Скажи мне что-нибудь!
– Да я тебе уже столько слов сказал, сколько и не знал даже, – Гази целовал её, наглаживал по волосам. – Успокойся! Нету тебя повода плакать. Я же рядом, и никто тебя не посмеет обидеть. Потрогай, какие у меня сильные руки. Ну потрогай!
Оля засмеялась:
– Ну зачем ты напрягаешь мышцы? Какой ты ещё мальчишка!
– Я мужчина! – Гази сделал грозное лицо. Увидел её удивлённые глаза и тоже рассмеялся: – Боишься? Правильно делаешь! Иди ко мне.
– Я и так с тобой.
Когда в его словах появлялось особое звучание, будто голос начинался из самой глубины тела и плавно переходил на шёпот, она знала: он хочет её и обязательно добьётся своего. В такие минуты между ними действовали совсем другие законы, и устанавливал их Гази единолично. Кровь горячая!
– Сладкая ты… Луноликая…
– Что значит луноликая?
Ольга не могла отвести взгляда от его красивого лица. Она с силой отстранялась руками, чтобы лучше разглядеть его глаза, губы, очерченные скулы, а он, несмотря на её противление, тянулся к ней, сливаясь в одно целое.
– Значит, красивая, как луна… – шептал Гази.
Утром она начисто всё позабыла и не могла найти объяснения вчерашнему поведению. Причём здесь Гази и история Екатерины Михайловны! «Видно, от большого счастья тоже сходят с ума», – решила Ольга, подошла к окну и откинула занавески. Она улыбалась и щурила глаза от яркого света. Опять солнце! Что за дни стоят! Чудо какое-то. Весна не весна. Гази уже не было. Он предупредил, что уедет пораньше, сначала в мечеть, потом на работу. Будить, как всегда, не стал. Завтрак себе он готовил сам и никогда не просил Ольгу, если только по выходным.
– Ты и так устаёшь на работе. Лучше лишние тридцать минут поспи.
– Я так скоро лентяйкой стану. Даже стирать свои вещи не позволяешь. Неужели и дома всё сам делал?
– Не-а. Дома мама или сестра. Чтобы ты – не хочу. Гладить можешь, а в машинку бросить я и сам могу. На сборах спортивных всё приходилось делать. Мне привычно.
День пролетел на работе, Оля и не заметила. А вечером пришёл Гази с зарплатой и букетом белых роз.
– Тебе, милая! Ты подожди, я время зря не теряю. Есть у меня кое-какие задумки. Хочу зарабатывать больше. Мы с другом моим, земляком, он мне как брат, будем дело одно маленькое открывать. Денег под это обещал найти.
– Ой, у вас все братья!
– И что плохого? – Гази в привычной ему манере нахмурил брови и стал кусать губы – верный признак того, что обиделся. – Хотел хорошим поделиться… Взять и с ходу вот так обломать! Раз говорю брат, значит, брат! Что спорить?
Знала – нельзя так с Гази, не терпит он такого, потом долго отходит. Вечно не сдержаться!
– Разве это правильно – дуться из-за пустяков?! Было бы ещё на что! Такой ты гордый, Гази!
– Неужели трудно промолчать? Непонятно, что меня это бесит?!
– Вот! Я уже и бешу тебя! Что дальше будет? Что молчишь?
Оля приготовилась к атаке. Выглядело это неубедительно, и Гази не выдержал и рассмеялся. Когда он смеялся, она любила его ещё больше. У него был удивительно заразительный смех, и она расплывалась в улыбке.
– Скажи, а ты мечтал о такой любви? Ждал её? Искал? Или думал, что её не существует?
Ей непременно хотелось, чтобы он говорил и говорил о своих чувствах. Это было ей жизненно необходимо, будто его слова являлись неким гарантом правды, в которую ей трудно было поверить. Почему надо постоянно убеждать и повторять одно и то же – Гази не понимал и, как всегда, злился на то, что она его не слышит.
– Я ничего не искал! Просто был уверен, что однажды она сама ко мне придёт. Ты что, всё ещё сомневаешься в чём-то? Что с тобой происходит, словно подменили тебя? Может, расскажешь, в чём дело?
– Да я и
