понеслись на пристань.
6
Пока мы плыли назад, ветер усилился, небо стало пепельным, и беспокойная вода за бортом с силой толкалась в наш утлый пароходик. Немного же было желающих в этот весенний денек навестить зловещий Сент-Маргерит, только мы да какой-то тощий французик с внешностью провинциального конферансье — хищный нос, острый подбородок и тонкие усики, дремавший в уголке кают-компании, вытянув кривые ноги в драных джинсах.
Мне на крепостной стене надуло в ухо, и муж, прижав меня к себе, лечил ухо заговорами и заодно, чтоб я не очень уж убивалась по юному узнику королевской крови, рассказывал, что существует более сорока версий о личности постояльца Сент-Маргерита, так что не факт, что железную маску носил именно близнец французского короля.
Регина от нечего делать прохаживалась по салону вдоль и поперек мимо французика, с трудом удерживая равновесие и чуть было на свалившись прямо ему на колени, когда суденышко особенно сильно качнуло на волнах. А может, волны были тут ни при чем, просто моя подруга не могла не обратить на себя внимание единственного мужчины в окрестностях. Наши мальчики не в счет, равно как и капитан пароходика — он, хоть и был неотразим в капитанской фуражке да еще с шейным платком, но, к сожалению, оказался занят управлением судном и не мог в данный момент отвлечься на Регину, только поглядывал на нее с аппетитом.
Худосочный же французишка не удосужился даже глаза приоткрыть, ссаживая Регину с колен во время качки. Хотя было совершенно очевидно, что он вовсе не спит, а нагло притворяется: все время пути он из-под полуопущенных век зорко следил за всей нашей компанией.
Выгрузившись с суденышка, мы двинулись к сиротливо стоявшей у пристани «Антилопе». Французишка лениво поплелся за нами, и, пока мы загружались в свою машину, он нырнул за кусты и исчез. Но на шоссе, соединявшем Антиб с Ниццей, к нам привязался подержанный местный «ситроен» с затемненными стеклами. Он тащился за нами до самой нашей горы Монт-Борон, что было уж совсем удивительно — после универсама, расположенного у въезда на нашу горушку, движения транспорта не было практически никакого, сюда взбирались только машины резидентов, местных жителей, а проехать к другим населенным пунктам гораздо удобнее было не по извилистой горной тропинке, а по прямому и комфортабельному шоссе вдоль моря. Неужели это кто-то из наших соседей чудесным образом повстречался нам в Антибе и вместе с нами вернулся домой?
И только когда мы затормозили у вилы «Драцена», «ситроен», фыркая, все-таки проскочил вверх мимо нас, из чего следовало, что никакой он нам не сосед, а случайно забредший сюда транзитный водитель.
Пристроив «Антилопу» у калитки, мы договорились, что часик передохнем и пешком двинемся в Ниццу обедать и, может быть, позволим себе легкий шопинг — надо было как-то развеять пострадавшую Регину. Но мы так и не разошлись по комнатам, осев в гостиной и бестолково слоняясь от балкона к купидону. Естественно, не прошло и получаса, как стихийное сборище плавно перетекло в организованное потребление спиртных напитков. У запасливой, как хомячиха, Горчаковой оказались заначены коньяк (армянский не французский, что было даже пикантнее) и «несмеяна» — самодельная настойка из клюквы на спирту, говорят, по рецепту академика Несмеянова, баловавшегося изучением вкусовых эффектов. Мы, помнится, стали ее делать в смутное перестроечное время, когда алкоголь выдавали по талонам, да так пристрастились, что до сих пор ни одно семейное застолье не обходится без этой вкуснятины. Смысл в том, что давленая с сахаром клюква заливается спиртом и настаивается две недели. А потом процеживается, и на выходе получается крепкий напиток редкой прозрачности и дивного алого цвета, оторваться от которого невозможно. Ай да Ленка, молодец! Как еще через границу протащила…
Бутылку коньяка мы выдули, не прошло и часу. Но настроение никак не улучшалось, Регина сидела мрачнее тучи и заражала нас депрессией. Напрасно мужчины подливали ей горячительного и нашептывали комплименты; чело ее никак не разглаживалось. Так что застольная беседа вполне естественным образом сползла на веселенькие темы разводов и измен. Сначала стали обсуждать противоестественный союз молодого красивого парня и старой грымзы, пусть и в маккуиновской юбке, и дообсуждались до того, что в бокал Регины шлепнулась ее тяжелая блестящая слеза. Но мужики сделали вид, что ничего не заметили, и разлили по кругу «несмеяну». Горчаков стал разглагольствовать насчет падения морали (боже, кто это говорит, граф Толстой или Пушкин?!)
— Нет, я не понимаю, как можно жить с кем-то, если не любишь! — соловьем разливался он. — Хоть и за большие деньги. Это ж свихнуться можно, если каждый день прикидываться!
— Ну, а как живут вокруг, ты видишь? — вяло ответила ему жена. — У половины наших мужиков скулы сводит, так им жены обрыдли. А ведь живут, и из семьи не вытянешь.
— Ну ты сравнила, — фыркнул Горчаков. — Они же со своими женами не спят. Им в койке выделываться не надо. А я про то, что если каждый день исполнять эти самые обязанности со старой вешалкой, то крышей-то двинешься.
— Горчаков, ты по себе не суди, — заметила я. — Ты, может, и двинешься, орел наш свободолюбивый, а некоторые себя очень даже прекрасно чувствуют. Пять минут потерпеть, напрячься — а потом в казино, снимай себе стресс и недвижимость приглядывай…
Ой! Я покосилась на Регину, но она, хмуря брови, сосредоточенно взбалтывала «несмеяну» в бокале. Сашка тоже скосил глаза на нашу пострадавшую и попытался загладить мою бестактность, но сделал еще хуже.
— А есть геронтофилы, — сообщил он, — им нравятся женщины старше, некоторые вообще предпочитают старушек…
Удачно выступил, нечего сказать. Регина дернулась, остатки «несмеяны» выплеснулись на ковер. Никто не двинулся спасать имущество, даже Горчакова.
— В общем, я хотел… Так ведь и женщин от своих мужиков корежит, — плавно сменил тему Стеценко. — И они тоже никуда не уходят. В чем секрет? Они все мазохисты?
— Нет, — не согласился Горчаков. — Просто по инерции живут. Или им кажется, что так и должно быть: жена пилит, муж терпит. Они просто не знают, что бывает по-другому.
— А ты? — подала голос Лена Горчакова.
— Что — я? — не понял Горчаков.
Лена исподлобья посмотрела на него и залпом допила свою «несмеяну».
— Ты-то знаешь, что бывает по-другому. А сам живешь со мной, сколько лет уже. По инерции? Или ты мазохист?
Мы затихли от неловкости, таким тоном это было сказано. Лешка тоже опешил. Но тут же спохватился и обнял жену.
— Ты чего, Ленуська? Да если бы я тебя не любил, я бы
