сдержать вырвавшегося из груди крика:
— Горпына!!
Старуха с трудом открыла затуманенные болью глаза и вдруг на какую — то долю секунды ее лицо изменилось, на нем словно промелькнул образ молодой женщины, которую Серко знал когда — то давно. Спустя мгновение лицо вновь приобрело прежний старческий вид и она с трудом произнесла заплетающимся языком:
— Не Горпына, Солоха я. А ты пришел… я знала, что придешь…
Ее голова вновь бессильно спустилась на грудь и она умолкла.
— Эй, кто там! Воды мне! — бешено выкрикнул Иван. Кто — то из его людей тут же протянул полковнику кожаную флягу с холодной водой. Серко брызнул ею в лицо Солохи и та вновь пришла в себя.
— Как ты здесь оказалась? Почему ляхи хотели тебя сжечь? — взволнованно спросил Иван, поддерживая голову женщины в ладонях.
— Я давно здесь живу, — еле слышно ответила она. — Кто — то из местных сказал ляхам, что я колдунья и помогала казакам… Они пытали меня… Хотели сжечь, как ведьму… Теперь я умираю… Но я знала, что появится тот, кому я передам все свое искусство и тогда умру спокойно… Вот ты и пришел…
— Ты не умрешь, — твердо сказал Серко, — мы сейчас же найдем лекаря и он тебе поможет.
— Никто мне уже не поможет, — на ее лице мелькнула слабая улыбка. — Я сама лучше любого лекаря умею врачевать, ты это знаешь, но и мое искусство бессильно превозмочь то, что давно предначертано свыше.
Она вновь умолкла, затем собрав последние силы, произнесла:
— Наклонись ко мне, Иван. Ближе.
Иван наклонился к ее лицу, Солоха широко раскрыла выцветшие старческие глаза и вдруг его словно поразило молнией — такой могучий поток энергии перешел от Солохи к нему, наполнив все его естество непонятной чудовищной силой так, что даже волосы поднялись на голове. В следующее мгновение лицо старой чаровницы стало удивительно умиротворенным и спокойным, на нем даже появилось выражение какого — то неземного блаженства.
— Найди мою дочку… Мотрю, — прошептала Солоха, взяв его слабеющей рукой за рукав жупана, — и, когда понадобится совет, обращайся к ней… Она живет на Левобережье в…
Не договорив последнего слова, Солоха вдруг дернулась, предсмертная конвульсия исказила ее лицо, она вытянулась во весь рост и испустила дух.
Иван приказал отнести ее тело в ближайший дом, а сам вскочил на коня и поскакал туда, где еще шел бой. Оказалось, что казаки Донца успели сбить табор из возов и теперь, засев внутри его, успешно отбивались от поляков, хотя и несли потери. Появление Верныдуба, а затем и остальной части полка Серко оказалось весьма своевременным. Не выдержав внезапного удара неизвестно откуда появившейся казацкой конницы, поляки обратились в бегство. Верныдуб некоторое время преследовал их, но затем возвратился назад. Когда Иван подъехал к месту боя, его ожидало еще одно скорбное известие: оказалось, что Иван Донец погиб.
Среди охотников потерь не было, но казаков полегло немало. Когда всех погибших вместе с Солохой предали земле в единой братской могиле, насыпав над ней по обычаю высокий курган, стали думать, как быть дальше. Не успевшие убежать и захваченные в плен поляки, пытаемые каленым железом, дали показания, что полк Донца атаковали только три хоругви полковников Коссаковского, Суходольского и Рожажовского, но за ними движутся Фирлей, Остророг, Лянцкоронский со всеми своими войсками. Численность этого войска пленники точно не знали, но утверждали, что оно не меньше шести тысяч.
— Надо отходить, — сказал Серко есаулу Петру Стягайло, который теперь вступил в командование остатками полка Донца, — тебе с твоими людьми советую отступить к Брацлаву, где сейчас Нечай, а нам, пожалуй, настала пора идти на соединение с гетманом. Я, признаться думал, что тут в приграничной полосе один только воевода брацлавский со своими хоругвями, а оказывается, ляхи подтянули сюда и регулярные войска. Нам с такой силой в одиночку не справиться, это хорошо подготовленные профессиональные воины..
— Да, — сокрушенно сказал Стягайло, — надо отступать. Только вот как после такого позора на глаза гетману показаться…
— Военное счастье изменчиво, — философски заметил Иван, — Донец, упокой Господь его душу, все сделал правильно и упрекнуть его не в чем. А, если и было бы за что, то он заплатил за свои ошибки дорогой ценой. Бог ему теперь судья, а не гетман. Впрочем, поступай, как считаешь нужным, ты теперь сам полковник. А мы отходим на соединение с Хмелем. По слухам, он уже выступил из Чигирина и движется к Староконстантинову.
В этот момент ни Серко, ни Стягайло еще не знали, что с основными силами Фирлея уже столкнулись казацкие полки Таборенко, Яцкевича и Кривоносенко и оказались по одиночке разбитыми в жестоком сражении. Все полковники погибли, но умирая, Кривоносенко, достойный сын славного отца, приказал оставшимся в живых казакам разгромленных полков отходить от Острополя и двигаться навстречу гетману.
Таким образом к началу июня обширная территория Подолии от Бара до Звягеля[1] оказалась очищенной от казацких гарнизонов и различных ватаг местных опрышков. Окрыленные успехом, вожди польского войска соединились между собой, при этом Лянцкоронский и Остророг, оставив Бар, подтянулись к Фирлею. Объединенными силами они предполагали двигаться к Староконстантинову, но полученные известия о подходе к Меджибожу, где Лянцкоронский оставил гарнизон из немецкой хоругви Корфа и полка Синявского, крупных казацких сил, заставили их скорректировать свои планы. Лянцкоронский, взяв четыре отборных хоругви Остророга, поспешил на выручку своих подчиненных, Фирлей же с основными силами продолжал движение к Староконстантинову.
Между тем, подошедший к Меджибожу брацлавский полковник Данила Нечай, полк которого превышал двадцать тысяч казаков, стал табором под городом, осадив его. Когда же посланные Лянцкоронским четыре хоругви Остророга попытались прорвать кольцо осады, Нечай, опытный воин, сам охватил их своим полком. Сложилась почти катастрофическая для поляков ситуация, но подошедший сюда Лянцкоронский решительным ударом с фланга сумел прорвать кольцо окружения и продержаться до тех пор, пока Корф с Синявским оставили Меджибож. Одновременно и хоругвям Остророга удалось вырваться из ловушки, в которой они оказались. При такой счастливой развязке Лянцкоронский поспешил отступить к Староконстантинову, получив известия, что на помощь Нечаю спешит уманский полковник Степан Байбуза. Позднее выяснилось, что сюда же подходят и основные силы Хмельницкого, которым по показаниям взятых в плен «языков», нет числа.
Глава восьмая
Встреча с гетманом
Староконстантинов, история которого ко времени описываемых событий насчитывала целое столетие с четверьтью, с середины ХVI века принадлежал князю Константину Острожскому, а в 1620 году перешел во владение князей Заславских. Еще в 1571 году в городе были возведены замок и укрепления
