Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
Остановилась я, при виде могилы саморучно выкопанной, сердце сжалось, и не отпуская руку водяного, я сказала:
— Вот коли воду чувствуешь, то и увидеть сможешь, сколько я здесь слез пролила.
Мою ладонь Водя сжал, да с пониманием — он чувствовал.
А я прошептала едва слышно:
— Один раз в год сады цветут. Один раз в жизни цветет весна в сердце ведьмы. Моя уже отцвела…
И отпустив руку его, молча к избушке пошла. Каждый шаг тяжелый такой, будто по колено в воде бреду, да еще и против течения. Потом остановилась, привалилась плечом к березе, да и осталась стоять.
Водя тихо сзади подошел.
Постоял, меня пальцем не касаясь, и спросил:
— Ты так любила?
— Больше жизни, — прошептала в ответ.
Но отболело то давно, даже слез в глазах не осталось. Ничего не осталось, и говорить бы не о чем, да только:
— То, что я сбежать смогла, то, что жива осталась, это не по желанию моему произошло, Водя, это протест был. Мой протест. Второй раз в жизни против всего пошла, и не из страха смерти, врать не буду — из-за гордости. Во мне оказалось слишком много гордости, чтобы позволить Славастене сделать из меня ступеньку, что подстелет под ноги Тиромиру. Да только я не подстилка!
Помолчал водяной, да и молвил:
— Неужто лишь раз в жизни любить может?
Я кивнула.
— А после? — вопросил Водя.
— Ульгерду видел? — просто спросила я.
— Видел, — сокрушенным эхом отозвался водяной.
Да тут же уточнил:
— А остальные ведьмы что? Славастена?
— Весна, — тяжело говорить было.
Тяжело оглядываться на тех, кто старше, намного старше, но молод, душой, телом, сердцем.
— И долго та весна длится? — не унимался водяной.
— А покудова живет любимый, — я усмехнулась горько.
— Так… жив Тиромир, — водяной старательно пытался разобраться в ситуации.
— Жив, — согласилась почти беззвучно.- Да для меня умер!
Вдохнула грудью полной, да и выдохнула:
— Но, я не ему весну отдала, я… хотела спасти… не важно.
Остановилась, постояла, успокоилась.
Развернувшись, посмотрела на Водю, улыбнулась грустно и попросила:
— Не надо меня любить, я ответить не смогу… Мне любить нечем, Воденька, мое сердце на осколки разбили, и те осколки в грязь втоптали.
Он промолчал, с болью на меня взираючи, а я… что тут еще сказать:
— Ведьмы любят один раз, Водя, всего один раз. Тогда только в сердце цветет весна, тогда и дети зачинаются да родятся. А после все. Мы от рождения себе не принадлежим, и у нас есть лишь одна весна, чтобы пожить по-человечески, и все на этом. Вот так и со мной, Водя, все уже кончено.
Посмотрел на меня водяной и тихо сказал:
— Вот от чего ты от Силы Лесной свою суть скрывала.
Я много чего скрывала, и все так же скрываю. Долго ли, коротко ли, но пока могу, молчать буду.
— Ничего не кончено, Веся, — серьезно произнес водяной. — Когда в лесу появилась, думал — не справишься. Дурачился, вел себя как деревенский увалень, изводил шутками глупыми, все пытался улыбку твою увидеть. И я надежду утратил почти, но наступил день, и ты улыбнулась. Пусть и сквозь слезы, но улыбнулась. А когда смех твой услышал — жизнь началась заново. Я не знаю, сколько раз в сердце ведьмы весна цветет, но время все лечит. Время как вода, Веся, тихо течет, да ничего опосля себя прежним не оставляет.
Я плечами пожала, может и прав он, да только:
— Не хочу я, чтобы ты любил, а я себя виноватой чувствовала.
— А ты за мои чувства не в ответе, Веся, — строго сказал водяной. Вздохнул и добавил: — Я признался не для того, чтобы ты вину ощущала, я хотел, чтобы знала ты — как бы ни случилось, победишь, али проиграешь, Лесная Сила разума последнего лишится, али враг злобный удар нанесет — я всегда рядом буду, а река моя тебе дом родной. Не рискуй, Веся, собой не рискуй, ты нужна мне. Любая нужна. Любой рад буду.
Огляделся — на лес опускались сумерки, мне в глаза посмотрел, да и спросил:
— Начинаем?
— А то! — улыбнулась я.
И пошли мы к избе моей, готовиться… спать.
Когда подошли, я аккуратненько да и свернула иллюзию, соответственно которой сидели мы с водяным на завалинке и мирно беседовали. В ближайших кустах выругался матерным волкодлак, на крыше избы ругнулся вампир, моровой вообще ничего не заметил, из моровых охороннички те еще. А вот вампиру с волкодлаком стоило бы сходу осознать — это мой лес, я в лесу хозяйка, и никакой аспид мне здесь не указ, и охранников не прикрепляз! То же мне, ишь чего удумали.
Операция началась сразу после заката.
Грациозно скользнули на свой мост вампиры, анчутки полетели вперед, скрыв призрачными тенями передвижение вампиров. Гыркула взял с собой отряд в двадцать вампиров. Серьезная сила, вот только на берегу моем еще сорок осталось. А это почитай все воины графской усадьбы, и тревожно от осознания этого стало, от серьезности, с коей готовились к бою, от сил, задействованных.
— Многовато, — задумчиво произнес водяной.
Мы с ним устроились у заводи, так чтобы и я связь с лесом своим не теряла, и он в прямом контакте с рекой был.
— Но действуют по-умному, — добавил Водя же.
И не признать его правоту было невозможно — анчутки быстрые, верткие, мчались гибко, словно рыбы в воде, размывались призрачными силуэтами пролетая сквозь деревья, и воплощались в свое истинное тело, едва преграда преодолевалась. Серой сверкающей в свете поднимающейся луны стайкой, влетели они в Гиблый яр, и раздался вой, страшный вой нежити. Анчуткам не нужна была кровь, они питались соком древесным, но… не тогда, когда на ночном небе восходила луна, и завыла нежить вовсе не от ужаса, скорее от боли.
— Ворон, родненький, — попросила я.
И взмыли в небеса совы, позволяя увидеть происходящее.
Анчутки, серебристые, быстрые, изворотливые, скользили между ходоками, увиливали от нападающих мертвяков, и вгрызались в тварей, тех единственных, в ком среди всей нежити кровь текла. И от того, у тварей, полностью поглощенных спасением собственной шкуры, не было ни возможности, ни сил противостоять вторжению вампиров.
Гыркула на территорию Гиблого яра шагнул первым. Сверкнула в свете луны серебром закаленная сталь, и упал наземь, удивленно делящийся на две половинки ходок, следом в яр вступили телохранители графа, после стража. Тихий страшный бой — вампиры сражались безмолвно, мертвяки те вообще по обыкновению молчаливы, а вот твари орали уже в отдалении, улепетывая в попытке избавиться от атакующих их анчуток. Те большого вреда принести не могли, но они как маленькие рыбки-пираньи атаковали и рвали тварей на пусть и мелкие, но части.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
