Зато энтузиазм забил фонтаном с неожиданной стороны. Почти одновременно с гуасилом и его супругой в дом Харрана явился не кто иной, как Красный Зарьял, приведя с собой всех своих людей, и с порога потребовал, чтобы Император принял у них клятву верности. Шестнадцать человек с оружием и конями, имеющих некоторый опыт в обращении и с тем, и с другими, были вовсе не лишними, да и вообще, любые сторонники были, откровенно говоря, на вес золота. Так что Зарьяла с его командой приняли любезно и тут же повязали клятвой, которая, как водится, содержала обязательства с обеих сторон. Сам Зарьял неожиданно для себя получил дворянство и собственный надел — из тех же харрановых земель. Дорант при этом озаботился напомнить Императору про погибших в Альвиане и на дороге людей из команды Зарьяла — и выхлопотал их семьям, у кого были, пожизненные пенсии. Впрочем, таких оказалось всего двое, остальные оказались, как обычно для такой публики, одинокими волками.
В целом дела обстояли довольно сложно. Дорант с Харраном буквально бегали по городу, собирая для Императора сторонников. Немногочисленное кармонское дворянство, однако, не слишком рвалось в свиту Императора, несмотря на щедро раздаваемые им — из владений Харрана — земельные наделы. Земля эта, находясь в Кармонском Гронте, большой ценности не имела и не много добавляла к тем участкам, которые уже имели здесь местные дворяне. Продать её было нельзя, а сдавать в аренду — кому? В Гронте не было избытка крестьян: все, кто был, уже сидели на чьих-то участках. К тому же городу, в общем, хватало выращиваемых в окрестностях продуктов; до других же покупателей ехать было дня три, если волами. Лошадьми быстрее, но сколько увезёшь? Так что земля местных дворян не слишком привлекала; им бы жалованье… а где взять столько презренного металла? В итоге тех, с кем можно было бы идти дальше, явно было маловато. Людей с тем или иным военным опытом удалось, в конце концов, наскрести в городе почти сотню — что, однако, не тянуло даже на приличную компаниду.
Но больше всего не хватало денег: набранный отряд надо было обмундировать, вооружить, докупить коней, да просто кормить. Пришлось ещё выдавать жалованье городским чиновникам, пользы от которых пока не было никакой, но вред мог быть вполне конкретный. Деньги текли как вода; Дорант внёс остатки полученных у Арраса и наместника, Харран выложил практически до последнего то, чем располагал, удалось даже поживиться невеликой казной Странноприимцев, хранившейся в доме одного из местных торговцев, где обосновался армано Миггал с братьями — но всё это уже практически заканчивалось.
Одна была надежда на кармонское купечество. Впрочем, серьёзных негоциантов в городе было можно пересчитать по пальцам одной руки, и все они смотрели в рот гильдмайстеру Флоану Ронде, как, собственно, и положено в таких городах — да и в более крупных тоже, за исключением, пожалуй, столиц.
К гильдмайстеру надо было найти подход, причем тупо вызвать его на аудиенцию к Императору — не годилось, человек он был, как имел возможность понять Дорант, непростой и горделивый. К тому же, по жене, в родстве с домом Аттоу, так что любой неосторожный шаг мог привести к неприятным последствиям.
Проще всего было бы заслать к нему Харрана, который был вхож в дом и женихался со старшей дочерью, но тут выяснилось, что Харрана после памятного бала дочка гильдмайстера не хотела видеть — когда он явился к ним в дом, передала через слугу, что просит юношу больше о ней не беспокоиться и своим присутствием не надоедать. Так что Дорант пока не знал, что с этим делать.
3
Была ещё одна забота, которая беспокоила Доранта и в дальнейшем грозила превратиться в серьёзную проблему: это был Император.
Дорант не мог себя заставить смотреть на Его Величество как на символ и главу Империи, у него перед глазами возникал то голый и дрожащий паренёк с синяками на теле, то сдерживающий рыдания подросток, вспоминающий страшный плен и смерть близкого человека. Да и на самом деле Йорре не хватало солидности и величия; слишком молод он был для короны. Правда, покойный отец воспитал его неплохо и учителей дал хороших. Юноша принимал решения самостоятельно и делал это быстро; решения могли быть неверными (как в случае с камергерством для кармонского наместника), но могли и попадать в точку. Впрочем, до сего дня были они довольно однообразны и сводились к раздаче земель и титулов, но тут уж делать было нечего: ничем другим молодой Император пока не распоряжался.
Сетруос ли научил парня, или от царственных родителей получил он это, но Йорре оказался весьма наблюдательным и чутким. Он довольно неплохо понимал людей и относился к ним без высокомерия, что Доранта весьма радовало, поскольку служить высокомерному самодуру было бы неприятно.
Новый Император для своих лет очень много знал, было видно, что он учился и по книгам тоже. Однако он вырос во дворце и вовсе не знал обычной жизни, которую ведут простые люди (и простые дворяне в том числе). Он оказывался беспомощным в самых обычных ситуациях: поразил Доранта тем, что не умел самостоятельно одеваться (что очень быстро прошло в походе), не знал, где в лесу найти воду, наверняка заблудился бы, оставшись один, не мог приготовить себе пищу (больше того, ждал, что ему подадут) и так далее. Словом, неплохо умея обращаться с оружием, воином он не был.
Дорант сравнивал Йорре с собой в том же возрасте — а ведь ему было всего на год больше, когда он приплыл в Заморскую Марку. Он знал тогда гораздо меньше, чем юный Император, пожалуй, хуже разбирался в людях, но гораздо больше умел. И, уж конечно, был куда более уверен в себе (до глупости, на самом деле).
За молчаливой решительностью Его Величества чувствовалась глубокая неуверенность в том, что он поступает правильно. Он как будто всё время хотел обернуться и заглянуть кому-то в глаза, ища там одобрения. Парень слишком привык, что за его плечом всё время стоит мудрый учитель, который и направит, и поправит, не давая совершить ошибку. И укажет на ошибку, буде она уже совершена. И подскажет, как ее сгладить наилучшим образом.
Доранту очень не нравилось то, что Йорре, похоже, всё больше и больше видел таким учителем его. Он почти не отпускал нового комеса Агуиры от себя. Было похоже, что только в его присутствии он чувствует себя уверенным и защищённым. Император действительно мог во всем положиться на Доранта, и тот действительно сделал бы — и делал — всё, что мог, чтобы обеспечить его безопасность, но вот быть Императору наставником он был не готов и не хотел. Дорант понимал, что юноша с детства нуждался в отце — который не мог или не хотел уделять младшему примесу те внимание, ласку и поддержку, которые обычно дети получают от отцов. Потом отца заместил покойный Сетруос, ставший для парня не просто учителем, а самым близким человеком — единственным, кому он мог доверять безгранично. Понятно было и то, что после смерти Сетруоса малый, привыкший к постоянной заботе и оценке со стороны того, кому он мог доверять, чувствовал себя одиноко и неуверенно. Но, проклятые демоны, Дорант не видел для себя ничего хорошего в том, чтобы стать наперсником юного Императора!
Он ведь вырос в семье, не так уж далёкой от трона. Он знал — не по своему опыту, но и не по пересказам, а по тому, как и что обсуждалось вечерами за общим столом в касенде[12] их дома — какова жизнь при дворе, чем живут придворные, каковы их нравы и обычаи. С тех лет своей ранней юности, когда его стали пускать за стол в касенде, он понял для себя, что жить при дворе — не хочет и не будет, что интриги, тщательно скрываемая под маской напускной любезности ненависть, предательство и подсиживание — не для него. Дорант считал себя человеком простодушным (и был бы крайне удивлён, если бы узнал, что в Марке слывёт опытным политиком и интриганом, способным добиваться своего непрямыми путями), для него были — друзья, враги, семья и посторонние, и к каждой категории он относился так, как, по его мнению, следовало к этой категории относиться. Для семьи он был готов на всё, для друзей — почти на всё, для посторонних — с большими оговорками, а врагов либо убивал, либо игнорировал, если они не могли причинить ему (а также его друзьям и семье) вреда.
