Ньютон, сверяясь с компасом, назвал Тиму координаты.
– Вы немного сбились с пути, но все будет хорошо. Идите дальше по тропе, ладно?
Солнце висело низко на западе. Лучи, отражаясь от листвы, превратили тополя и дубы в столбы пламени. Мальчишки спускались со скал, огибая северную оконечность острова. Ньютон держал курс по компасу.
– Ничего этого не случилось бы, пойди Тим с нами, – надулся Кент. – Это ведь его работа, так?
– Чушь собачья. – Эфраим издал резкий, лающий смешок. – Ты хотел поиграться в сраного короля, Кент. Ну и поигрался. Напяливай корону из дерьма.
Кент ссутулил плечи – защитная поза побитого пса. Ребята шли молча, пока Шелли не произнес:
– Кент прав, скаут-мастер должен был пойти.
Кент бросил на Шелли жалкий и благодарный взгляд. Затем ворвался в начало строя, который теперь возглавлял Эфраим, и локтем оттеснил того в сторону, перехватывая инициативу. Шелли мимолетно улыбнулся. Уголки его губ слегка приподнялись, никто и не заметил. Шелли умел оставаться в тени и не бросаться в глаза.
Ребята наткнулись на большую груду камней, покрытую губчатым мхом, и решили сыграть в Царя горы. Они часто так развлекались, но в этот раз игра стала особенно напряженной – это была уже не столько забава, сколько битва. Мальчишки изо всех сил старались подавить нервную дрожь – ощущение, корни которого скрывались в хижине. Толкаясь, пихаясь и потея, они старались избавиться от скопившегося внутри страха. Так хорошая гроза разметает невыносимую жару летнего дня.
Кент принял на себя командование холмом и сильными толчками отражал нерешительные атаки остальных. Он блокировал плечом вялую попытку Макса и напряг бицепсы, приняв защитную стойку подающего надежды полузащитника. Угасающее солнце, пробиваясь сквозь ветви деревьев, отразилось от брекетов.
– Давай же, Иф! Валяй, рискни!
Эфраим стоял у подножия холма, скрестив руки на груди и обхватив локти ладонями.
Худой мальчишка – настолько тощий, что мог бы проскользнуть в сливное отверстие, как говорила его мать, – но с мощной и подвижной мускулатурой, с твердыми, точно каменный уголь, локтями и коленями. Он думал о мантре своего психолога, доктора Харли: «Не будь рабом своего гнева, Эфраим».
Это было так сложно. Гнев бурлил в нем, как тот дурацкий гейзер в Йеллоустонском парке – Старый Служака. Только гейзер вроде как верно служил, по нему можно было часы сверять. А гнев Эфраима возникал из ниоткуда, головокружительным зарядом пронзал кости и наполнял электричеством мозги. Ярость его была как темное облако, которое внезапно закрывает солнце, хотя всего мгновение назад небо было ясным и голубым.
– Что, трусишка? – Кент замахал руками. – Цыпленок, чик-чирик!
Верхняя губа Эфраима приподнялась, обнажив зубы, и с диким гортанным рыком он рванул вверх по каменной насыпи, чтобы сцепиться с Кентом. И увидел в глазах соперника подползающий отчаянный страх. Страх поражения, страх перед тем, насколько далеко способен зайти Эфраим. А тот уже предвидел, с какой легкостью разделается с соперником. Видел, как кулак взлетает над неповоротливыми руками Кента, разбивает в кашу, расплющивает толстые слюнявые губы об острые скобки, рассекает кожу. Видел, как здоровяк падает, точно куль с грязным бельем, а сам Эфраим продолжает его преследовать. Кулаки работают, будто поршни, уничтожая мужественную симметрию чертова лица Кента Дженкса…
Эфраим увидел все это в тот миг, когда забрался на вершину замшелой кучи камней. Довольно тупой приз, по правде говоря. И тут силы Ифа иссякли от близости расправы и сознания того, на какую жестокость он способен. Кент воспользовался моментом и сбросил противника вниз. Затем принял позу бодибилдера: по-крабьи согнутые руки, на лице карикатура на деспотичного монарха.
– Я… теперь… непобедим!
Эфраим нахмурился и потер локоть – кожа была ободрана, кровь, медленно сочась, стекала к запястью.
– Не круто, большой Кей.
Эфраим углядел Ньюта, соскребающего с бревна мох. Ньют всегда уходил запихнуть дурацкие листочки в свой дурацкий блокнот и черным маркером занести все в каталог. Восточный сумах. Индийский табак. Боже, какой придурок!
Эфраим заводился, чтобы отвесить Ньюту пинок под зад, но при этом чувствовал себя слегка виновато – и доктор Харли, и мать не одобрили бы подобного, – поэтому ударил слабее, чем обычно.
– Где аптечка первой помощи, дебил?
Ньют потер место удара:
– У меня уши есть, Иф. Не надо меня пинать.
– Так я и думал, что уши у тебя в заднице, Ньют. Как, похоже, и все остальное. Я просто серу из них выбивал. Не поблагодаришь меня?
Вздохнув, Ньют достал из рюкзака аптечку.
– Садись, Иф.
Такова была роль Ньюта – воспитатель, вторая мама. К этому у него была природная склонность, и ребята из отряда время от времени принимали его заботу – принимали и снова превращали Ньюта в объект издевок. А тот позволял, потому что так было всегда.
Ньютон разорвал пакетик с пропитанной перекисью водорода салфеткой и прижал ее к ране на локте Эфраима. Тот зашипел сквозь стиснутые зубы.
– Просто щиплет, – сказал Ньют, – больно быть не должно.
Эфраим шлепком отбросил его руку:
– Сам справлюсь.
Ньютон посмотрел на небо. Принюхался.
– Что это ты делаешь?
– Кажется, гроза надвигается, – ответил Ньют. – Ее можно учуять. Такой щелочной запах, похож на смягчитель воды.
– У нас дома нет смягчителя воды, богатей, – с притворным рычанием Эфраим оскалился. – Мы любим воду ж-ж-ж-ж-жесткой.
– Посмотри тогда туда. Видишь? – Ньют указал на море. – Вода всегда краснеет перед бурей. Не совсем до кроваво-красного цвета, но почти. Когда надвигается шторм, в воздухе скапливается электричество, правильно? И оно заставляет простейших подниматься со дна; эти крошечные существа – самые крошечные создания на Земле – накачиваются кислородом, становятся темно-красными и, покрывая поверхность моря, окрашивают его в красный.
Эфраим с размаху приклеил на локоть пластырь.
– Срань господня, чувак. У тебя слишком большой мозг. Почему он из твоих ушей не сочится? – Он выпучил глаза. – Нет, серьезно… Чтоб меня! Он прямо сейчас вытекает!
Эфраим облизал палец и потянулся ввинтить тот в ухо Ньюту – классический «мокрый Вилли». Палец, однако, остановился совсем рядом, струйка слюны прилипла к завиткам на коже. Учитывая все обстоятельства, поступок выглядел бессердечным.
Эфраим вытер слюну о штаны, вскочил на ноги и помчался к остальным.
– Я спас тебе жизнь, Ньют! Ты у меня в долгу!
ТРОПА спускалась к омываемому волнами галечному берегу. Ребята, сбросив ботинки и закатав штаны, погрузили ноги в ледяное октябрьское море. Их лодыжки порозовели, будто свиное брюхо. Мальчишки набрали гладких голышей и устроили состязание по «блинчикам», в котором Кент победил с десятью, по его подсчетам, подскоками.
