Хороших новостей долго не следовало. Вся побледневшая Анна лежала на скамье, кто-то дал ей понюхать нашатырь. Она сразу же пришла в себя, хриплым беспокойным голосом спросила Василия, растянув тонкие сухие губы:
– Что с моей Сонечкой?.. Она до сих пор там?
– Всё хорошо, скоро, – утешал её муж, пуская руку в блёклые волосы, и глядел в раскрытое окно, откуда валил побелевший дым.
– Что, если нет?
– Ты не говори так. Её спасут.
– Хоть бы спасли! Хоть бы!
Василий подошёл ко мне, чуть ли не упав от давящей слабости, и жадно закурил. Я даже не мог представить, насколько ему было тревожно.
– Ну?
– А, вот, что успел прихватить. – Я передал ему последние семейные ценности.
– Это он попросил?
– Вы имеете в виду помощника? Да, это был он.
– Почему он не выбежал вместе с тобой? – спросил Василий, смотря сквозь меня. У него крупно тряслись пальцы. – Помереть хотел, что ли?
– Не мог оставить Сонечку.
– Дурак, полный дурак, – заругался Василий, бросил сигарету и обхватил крепко голову обеими руками.
– Вы про кого?
– Про себя, конечно. Я ведь подумал, что большие проблемы с машиной и есть действие проклятия. Представь, обрадовался даже тому, что дома полный порядок. Чуть ли не пляску устроил на капоте, сказал Ане, чтобы зазря не тряслась. А тут на тебе!.. Скажи, что случилось на самом деле? Отчего пожар?
– Всё из-за свечи. Вероятно, Сонечка хотела её потушить и нечаянно задела.
Он нисколько не удивился. Закричал на бабку, когда она в очередной раз яростно напирала на него, испугал дремлющую кошка. Та расцарапала хозяйке щёку и, пролетев несколько метров, прыгнула в шуршащий куст за мышью. Качнулся гибкий хвост, хлестнул по трепещущим листьям.
Толпа загудела, с шёпотом покосилась хмуро и боязливо на Пустыркиных. Анна вскочила со скамьи, пошатнулась и упала Василию на грудь, плача надрывно. Мне и самому хотелось плакать, но не было сил.
– Спасибо вам.
– Да за что?
– Послушались помощника, остались с нами.
– За такое спасибо не говорят. Это обычное дело, – ответил я, не задумываясь.
– Но вы не убежали так, что пятки сверкают. На вашем месте многие бы даже их, – Анна показала на документы, – не забрали, потому что ни при чём.
– Глядите-ка, лестницу поднимают!
– Да… Ну где же, где они? – заволновалась Анна и быстро отвлеклась от меня. Слёзы благодарности всё ещё наворачивались у неё на глаза.
Мгновение длилось, как целый час. Ещё одно, и из окна навстречу пожарным выполз помощник с опаленной шевелюрой. Он был густо перемазан в саже. Белки глаз сверкали победно. Довольный и внешне совершенно беззаботный, он беспрерывно щебетал, тыкал пальцем куда-то в чернеющее небо, будто стараясь объяснить людям, какой урок только что усвоил. Его явно никто не понимал. На руках помощника, стиснув кулачки, хныкала беспомощно Сонечка, укрытая плотным жилетом, и вопила:
– Мама! Мамочка!
Глава седьмая.
Неоднозначное решение
Сонечка отделалась испугом и в отличие от своего спасителя, пролежавшего шесть дней в больнице, предназначенной только для помощников, не обгорела. Неделю она не отходила ни на шаг от матери, тихонько расспрашивала отца, куда делся медвежонок, и рыдала бурно. Сорок пятая квартира, к сожалению, была полностью уничтожена.
Пустыркины, пересчитав деньги, прописались в запущенной комнате в коммуналке с семьёй Улиткиных. Впоследствии здорово сдружились с ними, а перед этим позвали меня, чтобы обсудить одну нерешённую проблему, которая их сильно тревожила.
В кухне, пахнущей жиром и варёным мясом, толкались дети, мигала беспрерывно лампочка, копошились мухи. Василий, хлебая куриный бульон, ломал хлеб на крупные серые куски. Отогнав от лица комара, залетевшего в форточку, он спросил, смущённо улыбаясь:
– У тебя нету свободного места?
– А что? Хотите ко мне переселиться? Домик у нас большой. Боюсь, Дарья Сергеевна не пустит.
– Не переселимся, не надо, – пробормотал Василий и набил рот хлебом. Прожевав, добавил слишком серьёзно: – Ребёнок ведь у нас есть. Скоро школа, покупать рюкзак, тетради, пенал, туфли, юбку с блузкой придётся. Половина зарплаты уйдёт на сборы. Бесплатное-то образование бесплатно на словах.
– И?
– В общем, ты видишь, как нам живётся. Не сказать, чтобы ужасно, грех жаловаться, но почти на всё денег не хватает. Аня тут предложила продать помощника, так как он теперь нам обуза. Я в любой другой ситуации, естественно, не продал бы его. Он ходил к тебе в магазин, вроде бы, работал, но толку в этом мало. Если бы мы продали его на какое-то время, не навсегда, а потом, как переменится положение, вернули в семью, то он, наверное, понял бы нас. Сонечке страшно отдавать его в чужие руки. Она не хочет, чтобы помощника обижали. Я тоже не хочу. Поэтому я спросил тебя, есть ли свободное место. Не мог бы ты взять помощника к себе, например? Понимаю, понимаю… не можешь. Но ты подумай!.. – повысил неуверенный тон Василий и, оставив тарелку с бульоном, отряхнулся от липких крошек. – Мы не навязываемся, если так считаешь. Ты единственный, кому я могу доверить помощника, вижу, между вами есть какая-то связь.
– О чём вы? Мы едва знакомы, на самом-то деле.
– Не спорь, не спорь, – попросил настоятельно Василий и съел кусочек подтаявшего масла. – Он привязался к тебе, будто ты его первый в мире хозяин, а не начальник. Что-то чувствует к тебе он, что-то очень хорошее.
– Помощник так со всеми, – возразил я решительно. – Он ко всем чувствует только хорошее. Создан таким.
– Не-е-ет, – протянул Василий, зажмурился, вспоминая нечто лихорадочно. – Не со всеми. Он тебя когда-нибудь точно восхитит, иголочки-то покажет. Ну, заберёшь его?
– Заберу, если иголочки не очень острые. Дайте два денька на подумать.
– Ладно, решайся, – согласился Василий и, подозвав Анну, успокоил её ласковым словом.
Она хлопнула весело в розово-жёлтые ладоши, вынула из холодильника пластиковый контейнер и открыла селёдку с луком. Дети столпились вокруг стола и заканючили жалобно рыбу. Извозились все в масле с укропом и, облизав перепачканные пальцы, побежали к раковине пенить руки в жидком ромашковом мыле. После подпустили к раковине и меня, обрызгали шаловливо пахучей водой, надули парочку мелких пузырей.
С помощником я давно не разговаривал. Он вышел за мной на улицу, остановил, легонько ущипнув за локоть.
– Как вы?
– Ничего. Так себе.
– Владимир, не злитесь на меня. Вы и впрямь злитесь? Но за что? – спросил помощник, перекривился, собирая слёзы широченным рукавом. – Кажется, есть много поводов.
