Шанхай, 1912 год
Вайолет
Через полчаса после полудня в мой четырнадцатый день рождения перед домом раздались крики, а со стороны двора в небо взвились фейерверки. Карлотта прижала уши и юркнула под кровать.
У нас не было привычки к пышным праздникам в честь дня рождения, но, возможно, я достигла особенного возраста. Я кинулась искать мать. Она стояла у окна Бульвара и смотрела на Нанкинскую улицу. Каждые несколько секунд я слышала, как в отдалении взрываются петарды. Затем послышался свист снарядов, разрывающих воздух, и сердце у меня в груди глухо забилось. Крики «Ура!» разрастались до оглушительного крещендо, затем затихали и раздавались снова и снова. Значит, вся шумиха была не в честь моего дня рождения. Я подошла к матери, и вместо приветствия она сказала:
— Только посмотри на этих дураков!
В комнату без стука ворвался Треснувшее Яйцо.
— Началось, — объявил он хрипло. — Об этом уже все говорят. Династии Цин пришел конец. Юань Шикай скоро вступит в должность президента новой Китайской Республики.
Выглядел он совершенно безумным.
На дворе было двенадцатое февраля тысяча девятьсот двенадцатого года, и вдовствующая императрица Лунъюй только что подписала отречение от престола от имени своего шестилетнего племянника, императора Пу И, при условии что они останутся жить во дворце и сохранят всю свою собственность. Закончилось Маньчжурское правление. С самого октября, когда Новая Армия устроила мятеж в Учане, мы ждали этого дня.
— Почему Юань Шикаю ты доверяешь больше, чем дружкам императора? — спросила мать у Треснувшего Яйца. — Почему вместо него они не поставили президентом доктора Суня?
— Юань Шикай заставил правительство Цин уйти в отставку, так что он заслужил право стать президентом.
— Он был главнокомандующим армии Цин, — сказала она,
и его имперские замашки останутся с ним. Я слышала от некоторых из наших клиентов, что дай ему время — и он будет вести себя как император.
— Если Юань Шикай окажется ненадежным, мы не станем дожидаться две тысячи лет, пока республиканцы не перестанут держать нас за яйца.
@@
Переполох из-за свержения династии Цин начался в нашем доме за несколько месяцев до отречения императора от престола. Гости на приемах в доме матери уже несколько дней подряд не встречались в центре гранд-салона. Иностранцы оставались на своей половине, в социальном клубе, а китайцы не выходили за пределы цветочного дома. Но все они обсуждали одно и то же: грядущие перемены. Никто не знал, принесут ли они им в итоге новые возможности или, наоборот, приведут к краху. Их могущественные друзья могут потерять свое влияние, поэтому стоит обзавестись новыми связями. Именно сейчас нужно составлять планы на будущее: на тот случай, если введут новые налоги, если договоры, затрагивающие внешнюю торговлю, обеспечат им лучшие условия или, напротив, будут уже не в их пользу. Матери пришлось заманивать их в середину салона обещаниями, что из хаоса перемен возникнут новые возможности.
Лихорадка перемен охватила даже слуг. Они бесконечно перечисляли трагедии, происшедшие во времена имперского правления: их родные земли были захвачены и у них даже не осталось места, чтобы хоронить своих усопших. Предки были наказаны за покорность, а династия Цин получила «награду» за свою развращенность. Иностранцы богатели на торговле опиумом, который превращал их мужчин в живых мертвецов. Я слышала, как Треснувшее Яйцо сказал:
— За смолистый комок они готовы продать родных матерей!
Некоторые служанки боялись революции. Им хотелось спокойствия, а не перемен и новых забот. Они не верили, что под властью нового военного правительства жизнь улучшится, — их опыт говорил, что перемены несут только страдания. Когда они вышли замуж, жизнь стала хуже. Когда умерли их мужья — жизнь снова ухудшилась. В доме тоже произойдут перемены, и, разумеется, в первую очередь опять пострадают слуги.
В прошлом месяце, первого января, мы узнали, что Республика официально назначила доктора Сунь Ятсена временным президентом. К нам пришел, как всегда без объявления, Фэруэтер — мамин слащавый любовник. Из всех мужчин, побывавших в ее постели, он единственный остался в ее жизни: неотвязный, как бородавка. Я еще больше ненавидела Фэруэтера, когда мама посылала меня, словно служанку, встретить его. Он сидел в салоне с бокалом виски в одной руке и с сигарой — в другой и между глотками спиртного и затяжками делал заявления:
— Слуги в твоем доме похожи на пылких язычников, недавно обращенных миссионерами. Спасены! Доктор Сунь и правда может оказаться христианином, но неужели твои слуги действительно верят, что он организует им чудо и сменит желтый цвет их кожи на белый? — Фэруэтер заметил меня и ухмыльнулся: — А что ты на это скажешь, Вайолет?