Он резко стегнул кнутом по крупу лошади, и Харриет осталась позади, ошеломленная и растерянная, а Хашим смотрел на нее с выражением, похожим на презрение.
— Но паша… — защищаясь, попыталась возразить она.
— Паша устроил так, чтобы мы попали в засаду, — витиевато выругавшись по-арабски, заговорил Хашим, — и чтобы вы вернулись к нему как наложница. Мой хозяин хорошо знает мысли таких людей. Он подкупил негритенка, и тот рассказал ему о планах хозяина, а потом он пригрозил паше, приставив ему к горлу лезвие кинжала. — Он пожал плечами. — Теперь никакой засады не будет.
— Но после такой угрозы паша, несомненно, прикажет своим людям убить мистера Бове. — Харриет чувствовала себя так, словно оказалась в мире ночных кошмаров.
— Теперь на моего хозяина нельзя напасть неожиданно, а другого способа схватить его нет. — На худое лицо Хашима снова вернулась улыбка. — Кроме того, — он пожал плечами, — мой хозяин человек большой важности. О таком происшествии быстро стало бы известно в Каире и Александрии, и что тогда паша?
Он выразительно провел пальцем поперек горла.
Харриет пришла в ужас. Она думала, что все самое страшное осталось позади, когда она пересекла пустыню, но теперь в первый раз поняла, что есть другие, более грозные опасности, чем те, какие уготовила природа. Существовали люди, подобные паше, люди, которые не довольствовались не только одной женой, но даже многими женами; люди, которые покупали девушек как скот, чтобы те доставляли им наслаждение; люди, которые похищали и убивали других просто ради удовлетворения своих кровавых страстей. Она видела, как маленькие свиные глазки паши провожали каждое ее движение, и очень хорошо понимала, что сказанное Хашимом — правда. Паша действительно приготовился похитить ее и вернуть себе, и только Рауль спас ее из рук мужчины, о котором он знал, что тот извращенный убийца. Харриет покраснела от стыда: она назвала его чудовищем и убийцей, позабыв о беззаконии, царящем в тех краях, через которые пролегал их путь. Рауль один встал между ней и насилием, он обещал ей защиту и обеспечил ее, рискуя при этом собственной жизнью, а в благодарность получил истерические заявления, больше подходящие ее тетушкам, чем ей самой. Чувствуя себя несчастной, она поскакала вслед за Раулем, но его широкие плечи оставались неизменно впереди нее, и когда он говорил, то обращался исключительно к Хашиму и всегда по-арабски.
Они ехали целый день. Слева от них до самого горизонта простирались пески, а с правой стороны, где протекал Нил, растительность была сочной и зеленой: по берегу группами росли карликовые мимозы, и пальмы нарушали однообразие неба. Когда они остановились на отдых, Харриет с изумлением увидела, как выползла на речную отмель и нырнула в воду семья крокодилов, испугавшаяся их присутствия. В сумерках они проехали через стадо диких ослов, а позже, когда разбивали лагерь, она пришла в восторг при виде черепах, резвящихся на мелководье.
Но ни одним из своих приятных наблюдений Харриет не могла поделиться с Раулем, он оставался хмурым и неразговорчивым, и даже появление небольшого арабского судна не смогло развеять ее грусть.
— Оно точно вовремя, — с удовлетворением заметил Хашим, а Рауль просто кивнул, глядя, как судно с треугольными парусами подходит все ближе и ближе к ним.
— Мы не будем разбивать здесь лагерь? — спросила Харриет у Хашима, когда они оказались на таком расстоянии от Рауля, что тот не мог их слышать.
— Мы думали, что, возможно, прибудем сюда до того, как подойдет судно, — покачав головой, ответил Хашим, — но оно здесь, и мы сможем отправиться немедленно.
— И доплывем до Хартума?
Голос Харриет был полон надежды.
— Южнее Шенди, до шестого порога. А потом…
Хашим пожал плечами.
Харриет хотела спросить, как близко к Хартуму шестой порог, но взгляд Рауля заставил ее промолчать. Небольшое судно бросило якорь у берега. После того как лошадей и багаж погрузили на борт, Рауль наконец подошел к ней и молча протянул руку, чтобы помочь перейти с берега на судно. Когда он крепко взял ее под руку, зеленые глаза встретились с черными.
— Прошу прощения за то, что сказала, — смущенно заговорила Харриет. — Я ничего не понимала.
У их ног нежно плескались воды Нила, а через тростник стремглав проносились и ныряли в реку мелкие животные.
— Африка — это страна, которую не так легко понять, — ледяным голосом повторил он слова Малинди, а потом тоном, не допускающим возражения, добавил: — Именно поэтому будет лучше всего, если вы при первой же возможности вернетесь домой.
Слезы навернулись у нее на глаза, но Харриет с ними справилась, считая, что Рауль только с большим презрением будет относиться к ней, если она даст им волю. С той же заботой, которую он проявлял к своим животным, Рауль помог ей подняться на судно. Усевшись на носу, Харриет скромно сложила руки на коленях и опустила голову. Она представила себе его спутников, которые будут путешествовать с ним после Хартума, и увидела себя такой, какая она есть: глупая английская девушка, донимающая и раздражающая его, помеха, от которой нужно избавиться как можно скорее.
Судно вышло на середину реки. Высоко в небе светила луна. Рауль с Хашимом тихо разговаривали, склонив друг к другу головы. И Харриет осталась в абсолютном одиночестве. Ей хотелось, чтобы Рауль снова назвал ее по имени, чтобы он мягко подшучивал, а она ловила его редкие улыбки. Она хотела, чтобы ее опять обнимали сильные руки, хотела, чтобы ее целовали с бесстыдной основательностью. Она хотела того, чего не могла иметь. Харриет вспыхнула и дерзко вздернула подбородок: если у нее разбито сердце, Рауль этого не узнает. У нее есть гордость, и одно это должно будет поддерживать ее в предстоящие недели.
— Вот помещение, где ваш сон никто не потревожит.
Голос, вторгшийся в ее мысли, был безразличным, как будто Раулю все равно, где она будет спать.
— Благодарю вас.
Ее собственный голос был холодным и сухим, почти не выдававшим ее страданий.
Койка оказалась такой длины, что Харриет только-только могла вытянуться на ней, но маленькая каюта по крайней мере обеспечивала уединение.
Судно равномерно шло к Хартуму, и в долгие часы своей мучительной бессонницы Харриет слышала отдаленные звуки ночной охоты диких зверей на берегу, и была благодарна воде, отделявшей ее от животных. Иногда до нее долетал голос Рауля, и тогда сердце ныло, будто воткнутый в него нож безжалостно поворачивали. Ее собственные личные мечты, как и мечты ее отца, превратились в прах.
Она проснулась от горячего ветра, с огромной скоростью гнавшего судно вверх по течению. Рауль, сбросив свое арабское одеяние и оставшись в рубашке и брюках, сидел на ящике с ружьями и сосредоточенно работал над разложенными перед ним бумагами. Когда Харриет вышла из каюты в самый разгар дневной жары, он поднял голову, на долю секунды встретился с ней взглядом, а потом опять углубился в свои записи.
Пробравшись мимо ящиков, которые занимали почти всю палубу, Харриет снова села на носу, где не должна была все время отодвигаться, чтобы дать возможность туземцам и Хашиму заниматься их работой.
