— Вставай, окаянный бабник!
— Поднимайся, гад!
Геремор не отзывался. Он неподвижно лежал на животе, кончик ослиного хвоста мелко-мелко дрожал во сне.
— Все, — просипел Гиллигилл, — не могу больше. Руки занемели. Болтаемся здесь как шелудивые нетопыри. Сколько ж можно?!
— Ну, может, еще чуток покричим и очнется? — отозвался Олло.
— Да что проку с этих криков, — фыркнул орк. — У нас теперь голоса писклявые как у комаров. Я лучше придумал. Стрельни в него из лука.
— А если убью? Лук-то эльфийский, стрелы вон как бьют, хоть и измельчали.
В доказательство Олло подергал веревку, привязанную к впившейся в пол стреле. Гиллигилл равнодушно пожал плечами.
— Он все равно своей смертью не умрет, с его-то способностями.
Олло мотнул головой.
— Ну нет. Я к этому олуху привык. Боевой товарищ как-никак.
— Боевое недоразумение, — проворчал орк.
Следующие четверть часа Олло и Гиллигилл провели в попытках натянуть лук. С детства знакомое оружие с ослиным упрямством требовало, чтобы в деле участвовало именно две руки, но отпустить веревку они не могли: улетать под потолок к взбесившейся посуде что-то не хотелось.
— Давай так, — сказал наконец Олло, — одной рукой хватайся за веревку, другой — держи меня за пояс, а я буду стрелять.
Гиллигилл мотнул головой.
— Не пойдет. Тебя все время будет уносить вверх, и я не смогу зафиксировать, чтоб ты прицелился. Давай лучше так…
План Гиллигилла сработал. Правой рукой Олло взял лук, а левой ухватился за веревку; орк, держась за веревку правой рукой и прижавшись щекой к щеке Олло, левой наложил стрелу и натягивал тетиву. Это была последняя стрела, и каждый понимал: если выстрел не получится, сохнуть им еще незнамо сколько.
— Чуть ниже опусти, — кряхтел орк. От напряжения он взмок, по щекам катились крупные капли пота. — Ниже, тебе говорю, иначе ты ему в спину попадешь.
— Еще поучи меня, — огрызался эльф. Рубаха липла к телу, и он нервно поводил плечами. — Я с двух лет с луком не расстаюсь. Раз говорю, что в задницу целю, значит в задницу и попаду. Не мешай. Раз, два, тр…
Вдруг Геремор пошевелился. Олло и Гиллигилл замерли, не веря своему счастью. Геремор тряхнул головой, приподнялся на локтях и обвел осоловелым взглядом кухню. Потом встал на четвереньки и, держась за стену, поднялся, наконец, на ноги.
— Это я что ли натворил? — выдохнул эльф, оглядывая учиненный заклинанием разгром.
— Ты, ты, — подтвердил орк. — Самоучка несчастный.
Геремор медленно повернул голову и уставился на Олло и Гиллигилла, все еще болтающихся над полом, в обнимку, щека к щеке, с натянутым луком в руках.
— О! Чем это вы тут занимаетесь? — полюбопытствовал он, окинув парочку подозрительным взглядом.
— Мы? Мы ничем! — Гиллигилл отпрянул от Олло и отпустил тетиву.
— Ай! — завопил Геремор и повалился на пол. Стрела глубоко вонзилась в икру правой ноги. По гусиному оперенью побежал кровавый ручеек.
От неожиданности Олло отпустил веревку и тотчас взмыл под потолок. Спустя секунду в живот ему ткнулась жабья голова Гиллигилла.
— Не терпится полетать, коллега? — приветствовал Олло товарища по несчастью. — Здесь, в коридоре куда безопасней чем на кухне.
— Эй вы, двое! — крикнул снизу Геремор. — Какого рожна вы меня подстрелили? И что за блажь лезть на потолок? Вы что, от меня спрятались? Спускайтесь, придурки, я вас вижу!
Вместо ответа Гиллигилл снял сапог и с размаху запустил в голову эльфа.
— Ой! — вскрикнул тот.
— А ну превращай, как было, гад! — рявкнул Олло.
Не переставая охать, Геремор достал золотую коробочку и принялся колдовать. Олло зажмурился, вжавшись в угол под притолокой. Кухня заходила ходуном от звона падающей посуды.
Глава 8
Они выбрались в коридор, соединявший кухню с комнатами.
— Драконьи потроха! Это снова я!!! — проорал Гиллигилл, шалея от счастья. Он ощупывал себя с ног до головы, глядясь в блестящий бок хромированного чайника. Не младенец, не плюгавый летающий обрубок, но здоровенный взрослый орк — пожиратель свинины, гроза эльфов и заветная мечта девчонок. Кошель с деньгами и верный тесак тоже на месте. Чем не жизнь!
— Ладно. С такой радости живи, длинноухий, — великодушно прогудел орк, повернувшись к Геремору. Тот во всей красе стоял в дальнем конце коридора. Белокурые локоны струились по плечам, безукоризненно чистые ботфорты поблескивали как серебряные слитки.
Рядом похрюкивал от удовольствия Олло. Он ерошил косички на голове, любовно поглаживал облезлые ножны. Радовался даже старым дырам в подкладке кафтана. Он снова стал собой и за это готов был простить Геремору все обиды.
— Иногда ты и без Заззу кой-чего можешь, — проговорил Олло, желая ободрить приятеля. В ответ Геремор оскорбленно пожал плечами.
Из кухни послышался слабый стон.
— Наташа! — Геремор бросился на помощь.
— Боги! Боги! — донесся из кухни его испуганный крик. Олло и Гиллигилл поспешили туда.
Девушка лежала под окном, в луже крови, придавленная всякой всячиной. Кровь была всюду. На лице и руках не осталось живого места, сквозь черную одежду проступали жуткие багровые пятна. От страшной картины по спине Олло пробежал озноб.
Геремор разметал завал. Битые склянки, коробки, пакеты разлетелись в разные стороны. Эльф подхватил девушку и выбежал из кухни.
— Ты куда? — крикнул вдогонку Олло.
— На кровать ее уложу.
— Стой!!! — рявкнул Гиллигилл. Геремор остановился как вкопанный.
— Надо смыть кровь и перевязать раны. Тащи сюда.
Орк распахнул боковую дверь. За ней сам собой зажегся свет, и открылась отделанная голубой плиткой комната с большим белым корытом у стены.
— Заметил комнатушку, когда шли завтракать, — похвастался орк.
— Клади ее в корыто, — распорядился Гиллигилл, заметив вопросительный взгляд Геремора. — А ты, Олло, пускай воду.
Геремор бережно опустил окровавленное тело. Белая эмаль мгновенно окрасилась алыми пятнами. Наташа едва дышала. Казалось, жить ей оставалось считанные минуты. Олло украдкой отер глаза замызганным рукавом.
— Пускай воду, — поторопил орк. — Надо смыть кровь.
Олло крутанул блестящий цилиндрик с синей меткой. Из трубы на кровавую маску, бывшую некогда Наташиным лицом, хлынул поток холодной воды.
Последствия оказались поразительными. Умирающая вдруг завизжала и замахала руками. Попыталась вскочить, но ударилась головой о кран, отчего завизжала еще пронзительней, опровергнув все теории мудрецов касательно возможностей человеческого горла. Не переставая вопить, Наташа отползла к дальнему краю корыта. Она уселась в углу, поджав под себя ноги, и размазывала по лицу алую жижу. Слипшиеся черные волосы, выпученные глаза делали ее похожей на самку водяного вурдалака, вволю насосавшуюся крови.
