Пролог
ЛЕТОПИСНО-ПЕСЕННЫЙ
Долги зимние вечера. Особенно на севере Гремора, где мягкая приморская зима уступает место ветрам и метелям. А в этом году кейлетир[1]выдался особенно снежным. На окраинах городов дома занесло до самых окон, в центре ремесленники вставали на веску[2]раньше, чтобы расчищать засыпанные улицы. А по вечерам люди набивались в таверны и харчевни, браня на чем свет стоит ненавистную вьюгу. Трактирщики старательно поддакивали и, ухмыляясь в усы, подсчитывали прибыль от горячительных напитков.
Внакладе не оставались и менестрели. Особенно если у них был не сильно скрипучий голос и пара похабных песенок в запасе. Или если в довесок к завораживающим балладам могли порассказать еще с десяток занимательных небылиц.
— О чем сегодня поведаешь, парень? — усмехнулся трактирщик, похлопав полуэльфа по плечу, пока тот настраивал лютню.
Этот остроухий заявился на днях в город, основательно опустошил запасы эля в трактире, а потом выгнал взашей местного менестреля, отобрав у того инструмент, и нахально занял его место. Горевать никто не стал, Старс давно уже всем надоел со своими частушками про голых дев, глупых вампиров и магов-неумех. Да и голос у новичка оказался куда выразительнее.
— Про то, как с эльфийским принцем странствовал? — хохотнул кузнец.
— Или про то, как демона спасал от деймиантов? — добавил торговец тканями.
По залу прокатилась волна смешков. Полуэльф наконец настроил лютню и усмехнулся.
Не просыпь пшено, не задуй свечи,
Если можешь — пой, коли нет — кричи!
Меркнут образа. Пробивает дрожь.
Если ты пришел — значит, ты уйдешь…
Иди мимо кладбища, иди мимо мельницы,
Лесными дорогами, ветрами осенними.
Не кликай по имени, не тешься ответами —
Твоя песня тихая, твоя песня спетая…
То ли стук в окно, то ли гул в печи,
То ли топот стоп… Слушай и молчи…
Дождик плачется, бьется о порог.
Воду пьет с лица стылый ветерок…
Ступай вослед воронам древесными кронами,
По грязному облаку небесными тропами.
Светилами млечными — следы отца-дедовы…
А дальше — не ведаю. А дальше неведомо…
Где мертвые пляшут босиком…
На мгновение в таверне зависла тишина. Кто-то крякнул «хорош!», прихлебывая эль. Голос менестреля пробивал даже суровые ремесленные сердца, вызывая щемящую тоску и жажду странствий.
— Мертвечиной повеяло, мужики, — рассмеялся паренек у самых дверей.
— Вот уж это да, — согласился кузнец. — Ты, парень, не влюбился ль в ту некромантку?
— А чего ее любить, если она по загробному миру с другим шастает, — хмыкнул староста, припомнив вчерашний сказ.
— Ты нам, братец, лучше снова про эльфов скажи! — потребовал его сын. — Больно у тебя складно выходит, будто и впрямь все так и было.
— Про эльфов так про эльфов, — согласился менестрель, проводя рукой по струнам, и продолжил под тихий перебор:
— Был у меня друг. Темный эльф, страшный, скажу я вам, зануда. Прислуживал он первому мастеру боевых искусств Вилеи и Гремора…
— Что уж не принцу сразу?
— А потом и принцу, — покорно поддакнул полуэльф. По залу снова пробежал смешок. — Вечно мы с ним препирались по поводу и без. Я его пить учил. А он меня — дам вперед пропускать…
— Прав мужик, если в постель, так вперед оно — милое дело!
— Воевать не умел. И вечно только под ногами у всех путался. «Господин, то нельзя, господин, сюда нельзя, господин, это вредно, господин, так не положено». — Парень так точно изобразил сухой строгий тон, что публика снова зашлась смехом. Однако через пару ударов сердца ухмылка сползла с лица менестреля, а синие глаза посерьезнели.
Перебор перетек из светлой тональности в темную, и в воцарившейся тишине зазвучало:
Где ты теперь, брат…
Как называется ныне твой град?
Бреду наугад…
С кем ты теперь рад?
С кем делишь горький чай и закат?
И нет карт…
Странники путают след.
Лгут маяки.
Прощаясь навек,
Взмах бледной руки
Опавшими листьями…
Мир тебе, брат…
Птицы почтовые письма несут назад…
Цела печать…
Застит дождей муть…
Просто однажды ты утром собрался в Путь
В город.
Куда звали в странствия сны.
Там, где покорны твои драконы,
Баллады длинны…
Но там не дождаться Весны…
Мы однажды еще сядем за столы
В этом городе Палой Листвы…[3]
— Был у меня друг. — Полуэльф заправил за ворот светло-коричневый кулон-капельку. — Очень хороший друг. Был.
Притихшие люди обменялись тревожными взглядами. Вой ветра в трубе показался похожим на тоскливое волчье пение, что аж по спине мурашки пробежали. Однако менестрель вдруг встрепенулся, звонко ударил по струнам, и залихватское пение разнеслось на пол-улицы:
На Варсакские Арены
Я без магов не хожу:
«Хочешь — молнией шарахну,
Хочешь — мертвых пробужу!»
Глава 1
ХЕЛЛ И ЛЕСС
Вейенарт,[4] 1-е число.
День познаний и прозрений
Дубовая дверь Академии магических искусств Гремора распахнулась и с грохотом стукнулась о стену. Тихо выругавшись под нос, я попыталась втащить в просторный зал две объемные сумки. Поймавший нас среди Эскалиола ливень превратил их в непосильную ношу, а меня — в очень опаздывающего человека. Более того, в очень недовольного жизнью опаздывающего человека.
Тяжко вздохнув, я убрала с глаз мокрую челку и, про себя повторяя последовательность мыслей и действий, пристально уставилась на поклажу. Та на удивление легко поднялась в воздух, миновала порог… Плавно, что удивительно — моя сила мысли была скорее поводом для позора, нежели для гордости. Едва я подумала, что входная дверь не уступает в размере и трем пещерным троллям и уже наверняка прихлопнула не одного ученика, как она закрылась с еще более чудовищным грохотом, что сотряс стены, заставив меня отвлечься и уронить тихо хлюпнувшие сумки. В моих лучших традициях, точно на ноги возникшего рядом молодого человека… Или не человека?
