Я сжимаю вилку так, что белеют костяшки пальцев.
– Нормально, – выдавливаю через силу и отодвигаюсь от стола. – Извините, забыл средство от изжоги.
– У меня есть, – торопливо вмешивается Вика и лезет в сумочку.
– Не от зуда и жжения, Вика, – едва слышно шепчу я, чтобы отец со своего конца стола не смог разобрать. – От изжоги, – и, мстительно отметив, что фальшивая улыбочка, наконец, сползает с ее лица, выхожу на кухню.
Никакой изжоги у меня, разумеется, нет. Первое, что пришло в голову. В Лондоне у половины моей компании проблемы с желудком, потому что англичане едят дико жирную пищу. Про овсянку – это сплошные байки, а вот что-нибудь, прожаренное в масле с беконом – пожалуйста.
И вот сейчас после встречи с Викой меня не покидает чувство, будто я отпил из фритюра. Та же брезгливость и желание вставить два пальца в рот.
– Тебе что-нибудь нужно? – обеспокоенно спрашивает Людмила Михайловна, заглядывая в мое, очевидно, позеленевшее лицо.
– Воды холодной. Со льдом и лимоном. Там до десерта еще долго?
Я интересуюсь не потому, что соскучился по сладкому. Просто если уйду к себе сейчас, отец потом будет песочить меня за бестактность. И неизвестно, что Олеся успеет наговорить им всем в мое отсутствие. Нажалуется, что я бросил ее на трассе? Или усадил за руль? Или чуть не подрался с ментом… Все беды от баб, надо будет набить такую татушку. Наверняка же есть подобная мудрость на латыни.
Не успеваю я принять из рук Людмилы Михайловны стакан ледяной воды, как в кухню заходит Вика, и я с трудом сдерживаю желание, вылить ей содержимое стакана за шиворот.
– Теть Люд, не оставите нас? – мурлычет Вика.
– Погодите…
Но Людмила Михайловна уже исчезает в коридоре, оставив меня с этой шалавой наедине. Спасибо, блин, поужинал в кругу семьи.
– Тём, ну ты чего, – Вика подходит ближе и будто бы невзначай приглаживает мою футболку. Ниже, ниже, прощупывает грудь, живот, царапает пальцем пресс. – Я же соскучилась.
– Шла б ты… – глотаю матерные координаты. – Домой.
– Ты всегда был таким резким… – ее зрачки расширяются, язык скользит по нижней губе. – Хочешь, давай по-грубому. У меня есть шикарный латексный костюмчик… Можешь меня даже отшлепать.
– Вика, иди на…
Но она накрывает ладонью то место, куда я хотел ее послать, быстрее, чем я его называют.
– Вот сюда? – сладострастно шепчет она и тянется к моему уху. – С удовольствием…
Я перехватываю ее запястье, хочу оттолкнуть, но вдруг мне на глаза попадается Олеся. Стоит в дверях кухни и ошарашенно таращится на нас с Викой. Твою мать… Только этого мне не хватало… Сейчас скажет отцу, тот проболтается соседям, – и здравствуй игра в жениха и невесту с Викой по второму раунду.
– Стой! – выпутываюсь из Викиной паутины и бросаюсь к Олесе. – Ты что-то хотела?
– Твой отец просил узнать, все ли в порядке, – холодно отвечает она. – Вижу, у тебя личный доктор.
– Да, милая, скажи дяде Сереже, что Артемка в безопасности, – Вика по-хозяйски облокачивается на стол. – И иди пока погуляй, раз уж тебя не учили стучаться.
– Без проблем.
– Олесь, я сейчас вернусь! – кричу я ей вслед, но она уже не оборачивается, просто поднимает обе руки, давая понять, что это ее не касается. – Твою мать… Вик, тебе не надоело?
– Что именно? – рыжая невинно хлопает ресницами.
– Слушай, я не буду с тобой спать. Вообще, – резко подаюсь вперед. – Не надо ко мне лезть, не надо сюда приходить, вот эти все твои фокусы… Практикуйся на ком-нибудь другом, уяснила? Я тебя не хочу.
– А твой дружок думает иначе, – она улыбается, как будто я не отбрил ее секунду назад.
Блин, как можно быть такой тупой? Мне нарисовать ей в картинках? Показать на пальцах?! Как донести до этой твари, что я не хочу ее видеть?
– Катись к чертям, – презрительно бросаю и выхожу из кухни.
Не думал, что мне когда-нибудь захочется поднять руку на женщину, но у Вики фантастический талант пробуждать в людях худшие качества.
Плюхаюсь на свое место и замечаю, что Людмила Михайловна собирает Олесины приборы.
– Она что, ушла? – спрашиваю удивленно.
– Что-то вы сегодня оба расклеились, – вздыхает отцова великовозрастная невестушка. – Олесю можно понять, она вкалывает с утра до ночи.
– Кое-кому бы тоже не помешало, – мрачно бормочет отец, выразительно глядя на меня.
Отлично! Отшвыриваю вилку в сторону, отодвигаю тарелку. Нет, песню «Иди работай» я слышу не впервые. Но сейчас отец, сам того не подозревая, подкинул мне отличный повод уйти. Главное – убедительно изобразить обиду, и тогда можно будет на законных основаниях слиться из-за стола.
– Ты опять?! – наигранно возмущаюсь я. – Я в принципе никогда не смогу тебе угодить, да?
– Артем, будь добр, не начинай, – с тихой угрозой произносит отец.
– Я?! Да нет уж, ты договаривай. Кем я, по-твоему, должен работать, чтобы научиться уму-разуму? Бухло алкашам разносить, как Олеся? Шпалы укладывать? Таксовать?
– Прекрати паясничать! – отец едва сдерживается.
Супер, все идет по плану.
– Спасибо, – я встаю и бросаю скомканную салфетку на стол. – Было очень вкусно, – и, посмотрев на потенциальную мачеху, елейно добавляю: – Надеюсь, мадам не будет возражать, если я откланяюсь. Расклеиться изволил-с.
Отец ругается мне вслед, его прелестная Ларисочка смущенно изучает содержимое тарелки, Вика провожает меня разочарованным взглядом. К черту их всех. Лучше вообще не жрать, чем подавиться и сдохнуть от несварения в этой компашке.
Поднимаюсь к себе в комнату, с блаженством растягиваюсь на кровати и достаю телефон, чтобы развеяться и посмотреть какое-нибудь кинцо на ночь глядя. Но гаджет предательски пиликает и сообщает, что заряда осталось всего десять процентов. Выругавшись, машинально тянусь к тумбочке, и лишь потом запоздало вспоминаю, что вчера по пьяни ошибся этажом. Мой чемодан уже заботливо перенесли сюда, а вот мелочи вроде наручных часов и зарядки, должно быть, так и остались лежать у Олеси в гостевой.
Черт, только решил, что смогу, наконец, расслабиться в собственном доме. Конечно, видеть эту зануду и уж тем более выслушивать ее морализаторские упреки мне особо не хочется, но остаться без телефона из-за Ягодки я не намерен. А потому заставляю себя слезть с кровати и снова направляюсь к лестнице.
Из-под Олесиной двери выбивается свет, значит, «сестренка» не спит, и на сей раз совесть моя чиста. Открываю и собираюсь уже произнести «тук-тук», но от увиденного язык прилипает к небу.
Олеся стоит на полу на четвереньках и пытается вытащить что-то из-под кровати. И не просто стоит, а в одних трусиках. На обнаженной спине еще поблескивают капли воды, пахнет земляничным шампунем, пряди влажных волос прилипли к плечам. Я судорожно пытаюсь придумать что-то язвительное, чтобы заявить о своем присутствии, но мысли ускользают, а тело не слушается.
