— По-моему, мне не идет этот цвет, — обратиласьона к Маркизу, — может быть, померить еще бордовый?
— Уходим отсюда быстро! — крикнул Маркиз. — Япотом тебе все расскажу!
— Я тоже.
Маркиз удивленно взглянул на напарницу, но задавать вопросовне стал. Пробегая мимо кассы, он бросил кассирше деньги: жульничать по мелочибыло не в его правилах. Кассирша сидела за своим окошечком в полной прострации,наблюдая за происходящим в зале. Увидев перед собой деньги, она на времяопомнилась и закричала:
— Постойте, постойте, а чек? — Но странныепокупатели уже выскочили из магазина.
На улице Маркиз быстро свернул в первый попавшийся проходнойдвор и на бегу в двух словах рассказал Лоле о появлении киллера.
— Значит, нам не удалось оторваться от них, —сказал он, — непонятно только, почему он выстрелил не в тебя, а в твоюсоседку.
— Все понятно, — ответила Лола, стараясь несбиться с шага. — Когда я переодевалась в кабинке, увидела на своемсвитере «жучок», и я только теперь догадалась, когда они успели его прицепить.Еще в бистро привязался ко мне какой-то тип. Я-то подумала — выпил парень ипознакомиться хочет. А он облапил да «жучок» незаметно и прилепил. Это явно былрадиомаяк, они следили за ним, потому нам и не удалось сбить их со следа. Яотцепила маячок от свитера и подсунула его в соседнюю кабинку. Там была такаямаленькая щелочка...
Потом туда зашла другая женщина... Но я не хотела ничегоплохого, думала, мы уйдем, а они за магазином будут следить...
— Да, не повезло ей... Но теперь, — Маркиз подвелитог, — мы можем оторваться от преследования. Если, конечно, на нас нетеще одного маяка. Ну ты-то переоделась, так что можно считать, что чиста, а вотя...
— Да негде им было еще и на тебя маяк цеплять! К тебеже никакая девица не липла!
Тем не менее Лола осмотрела его одежду, прощупала швы.«Жучков» они не нашли.
В дверь Кузьмича позвонили. Старый барыга кряхтя прошел покоридору, посмотрел в глазок. Увидев знакомое лицо, загремел запорами.
Этот человек — средних лет, с длинными темными волосами ислишком яркими, блестящими глазами не нравился Кузьмичу, вызывал у него чувствонедоверия и опасности, но дело есть дело, а в окружении Кузьмича ангелыпопадались так же часто, как орхидеи в Антарктиде.
— Проходи, — кивнул барыга гостю, — естькое-что для тебя.
Войдя в кабинет, он выставил на стол несколько бронзовыхканделябров, потемневшую от времени медную жаровню, бронзовую кадильницу — ту,что Сверчок притащил из квартиры старого профессора.
— Вот погляди, — проскрипел Кузьмич, всяческиизображая старческую немощь, — может, что пригодится..
Гость брякнул бронзой, повертел в руках кадильницу:
— Это возьму.
Отложил еще жаровню, полез в карман за деньгами, и вдругвзгляд его упал на немецкий буклет, который выглядывал из-под старинногофолианта на краю стола. Гость ловко выхватил буклет и уставился на старикапристальными, немигающими яркими глазами:
— Вот что у тебя есть! А когда они прилетают?
Кузьмич потянулся было рукой к ящику стола, где лежал верный«вальтер», но вдруг расхотел, им овладела тусклая, безвольная слабость,стариковская болтливость, и он начал говорить, говорить...
Когда Кузьмич пришел в себя, гостя уже не было. Старыйскупщик удивленно моргнул, взглянул на старинные, но очень точные каминныечасы. Прошел без малого час. Кузьмич сидел за столом в своем кабинете. Вквартире стояла тишина. Приснился, что ли, этот скверный гость? С чего бытертый, опытный старик так при нем разговорился? Да может, и не приходил никто?
Скупщик внимательно огляделся. На столе лежали деньги —плата за медную жаровню и кадильницу профессора-востоковеда.
Значит, не приснилось.
Кузьмич тяжело вздохнул. Его охватило предчувствиенеотвратимой беды. Что же он разболтал этому длинноволосому уроду?
* * *
Слава Таракан прижался сзади к толстой крашеной тетке,повторяя плавную раскачку вагона, стараясь не привлечь ее внимания резкимидвижениями. Обычно женщины носят деньги в сумках, но эта толстуха только чтоубрала большой кошелек желтой тисненой кожи в карман пальто.
Таракан засек ее возле книжного лотка на станции «Невскийпроспект», где толстуха долго выбирала детектив. Там-то он и увидел ее кошелек.
Вагон чуть сильнее качнуло, толстуху прижало к Славе, и егорука как бы нечаянно скользнула в карман темно-синего пальто.
И в ту же минуту в самое ухо Таракана жарко прошептали:
— Убери руку, дурак! Не оборачивайся!
На следующей станции выйдешь!
Слава попробовал хорошо отработанным маневром скользнутьвниз и вбок, но железные пальцы, как тисками, сжали его плечо, а в спину ткнулосьчто-то холодное и острое.
Таракан подумал, что это — нож, а уточнять ему незахотелось.
— Не дергайся! — прошептали в ухо. — Делай,что сказано!
Проигрывать надо уметь. Слава замер, надеясь, что в болееудачное время все же сумеет удрать.
Поезд остановился, двери распахнулись, и сильные рукинезнакомца буквально вынесли Таракана на перрон. Слава извернулся и взглянул насвоего обидчика.
Коренастый широкоплечий парень, смуглый и черноволосый,смотрел на него с явным интересом.
— Ты, падла, чего вяжешься? — истерично взвизгнулТаракан, когда поезд отошел и на перроне стало пусто. — Я здесь всегдаработаю, кого хочешь спроси!
Смуглый парень заговорил на каком-то тарабарском языке.Впрочем, для Славы Таракана все языки были тарабарскими, способности к языкам ивремени заниматься ими у него не нашлось, но английский он кое-как отличал наслух, а этот был совсем ни на что не похож.
— Че те надо? — снова попробовал Тараканзавестись. — Что ты тут иностранца разыгрываешь?
— Плохо, Слава, — с отеческой грустью проговорилпарень, — родного языка не знаешь! По карманам шаришь! А ведь ты сураи,древний повелитель мира.
— Чего? — Слава отшатнулся от парня: послал же Богпсиха. — Что ты несешь такое? Крыша поехала, что ли?
Он снова попытался вырваться из сильных рук психа, но тотдержал его крепче любых наручников.
— Ох, Слава, Слава! — с прежней грустью протянултот. — Ну куда же ты собираешься бежать? Побираться да карманы чистить?
Только теперь до Таракана дошло, что незнакомый пареньназывает его по имени.
— Ты кто? — спросил он растерянно. — Тыоткуда меня знаешь? Тебя что, Ахмед прислал? Так я Ахмеду плачу, без базара!
